Виннету. Сын вождя

– Вот именно, что не думаете! А подумать-то стоит.

– Тогда погибнет и Пида! Я не вижу необходимости посылать второго пленника. Тогда у нас станет на одного заложника меньше.

– Я с вами согласен. Но зачем же именно вам идти в селение кайова? Тогда уж лучше пойду я, – заметил Паркер.

– Я верю в вашу храбрость, но лучше все же я сам переговорю с Тангуа.

– Разве вы забыли, как он ненавидит вас? Он гораздо скорее примет наши условия, если увидит меня.

– И все-таки я пойду к нему! Пусть он придет в ярость, увидев, что я осмелился на это! Пусть он почувствует свое бессилие! Если я пошлю к нему другого человека, он может подумать, что я боюсь его.

– Ну как знаете! Но где мы останемся? Здесь, на острове? Или поищем лучшее место?

– Лучшего не найти.

– Хорошо. И горе пленникам, если с вами что-нибудь случится! Когда пойдете?

– Сегодня вечером.

– Не поздно? Если мы поспешим, то к полудню можно произвести обмен. И тогда мы сразу помчимся за Виннету.

– А кайова – за нами и перебьют нас!

– Вы думаете?

– Конечно! Тангуа охотно выдаст нам Сэма, чтобы вернуть сына, а потом сделает все, чтобы нам отомстить. Обмен должен произойти вечером, после чего мы немедленно уйдем, чтобы за ночь ускакать как можно дальше. К тому же страх Тангуа за судьбу сына к вечеру только усилится, и это сделает его более сговорчивым.

– Правда ваша! А что, если нас еще раньше обнаружат здесь, мистер Шеттерхэнд?

– На остров они не придут. А если на берегу заметят следы Виннету, то подумают, что скрылись и мы, захватив с собой Пиду. Тогда Тангуа испугается еще больше. Но… тихо! Прислушайтесь!

Где-то раздавались человеческие голоса. Туман стал рассеиваться, и мы уже видели берег. На нем оказался отряд кайова. Индейцы оживленно переговаривались, рассматривая только что обнаруженные ими следы конских копыт. Через некоторое время они скрылись, даже не взглянув в сторону острова.

– Они, похоже, очень спешат, – заметил Дик Стоун.

– Да, они направились в деревню к Тангуа, чтобы сообщить о следах. Тот обязательно вышлет погоню.

Мое предсказание сбылось через пару часов. На берегу снова появились всадники. Они подъехали к самой воде и затем действительно помчались по следам. Впрочем, опасаться, что они догонят Виннету, не стоило, ибо он со своим отрядом скакал по меньшей мере таким же темпом.

Пленники, само собой разумеется, не слышали нашего разговора. Они лежали в стороне и, не видя происходившего на берегу, не могли подать знака своим.

К полудню солнце грело уже довольно сильно и успело высушить не только лужайку, на которой находился наш лагерь, но и нас самих.

Вскоре после полудня мы заметили на реке какой-то предмет: он плыл по направлению к острову и наконец застрял в прибрежных камышах. Подойдя ближе, мы убедились, что это лодка, и именно та, на которой я увез Пиду, поскольку причальный ремень у нее был отрезан. Лодка эта, очевидно, не раз застревала по дороге, иначе ее должно было пригнать течением гораздо раньше. Я немедленно подтянул ее ближе к берегу и решил воспользоваться ею вечером, чтобы снова не промокнуть насквозь во время переправы.

Когда начало смеркаться, я столкнул каноэ в воду, прыгнул в него и стал грести вверх по течению. Стоун и Паркер, стоя на берегу, провожали меня пожеланиями всяческих успехов. Я сказал им, что надо беспокоиться о моей судьбе только в том случае, если я не вернусь к следующему утру.

Конечно, работать веслами против течения было нелегко, и я только через час добрался до впадения Солт-Форк в Ред-Ривер. Приблизившись к селению кайова, я причалил к берегу и привязал лодку, которую еще раньше успел снабдить новым ремнем, к стволу большого дерева.

У вигвамов горели костры, как и раньше. Вокруг сидели мужчины, а женщины сновали по лагерю, занимаясь домашними делами. Я думал, что селение окружено многочисленными постами, но на этот раз ошибся. Обнаружив следы апачей, кайова послали следом отряд всадников и, очевидно, чувствовали себя в полной безопасности.

Тангуа по-прежнему сидел перед своей палаткой, но с ним были только его младшие сыновья. Я тихо подкрался ближе и скоро достиг палатки вождя. При этом я сделал это так осторожно, что никто не обратил на меня никакого внимания. Опустившись на землю, я подполз к вигваму с тыла. Здесь хорошо было слышно жалобную монотонную песнь вождя, который оплакивал своего любимого сына. Обогнув палатку, я вскочил с земли и неожиданно во весь рост предстал перед Тангуа.

– Почему Тангуа поет песнь печали? – спросил я как ни в чем не бывало. – Ведь храброму воину не подобает падать духом. Причитания и жалобы – дело старых скво!

Сказать, что он был потрясен, – это значит ничего не сказать. Он хотел что-то произнести, но не мог вымолвить ни слова, хотел по привычке приподняться, но разбитые колени не позволили сделать это. Он смотрел на меня, выпучив глаза, как на привидение, и наконец пробормотал:

– Шет-тер-хэнд?.. Уфф! Как… ты попал… сюда?.. Разве вы еще здесь?

– Как видишь! Я пришел говорить с тобой.

– Олд Шеттерхэнд! – теперь уже громко произнес он.

Услышав мое имя, оба сына немедленно скрылись в палатке.