— Эх, хорошее оружие — моя слабость! Всю жизнь собираю… А нельзя как-нибудь попробовать что-нибудь такое перерубить, ну, прямо где-нибудь тут, — у командора даже голос помягчел.
— Отчего ж нет, можно, если вам своего железа не жаль, — усмехнулся Эдвард.
Хозяин кельи подошел к стене, снял кривой мамелюкский ятаган с массивной еламанью[32], пристроил его на краю стола лезвием вверх:
— Ну-ка, ну-ка! Эту можно испортить, Дамаск, и не дорогой, так себе, "шам", я легко еще найду такую.
Эдвард с оттяжкой рубанул по клинку. Жалобно взвизгнув, от нее отлетел кусок в пол фута. Командор поднес обрубок к глазам:
— Да, это, несомненно, срез! Меч, конечно, замечательный, куда там дамасской стали. И откуда такой?
— Русский булат, сэр! — влез в разговор Алан.
— Ах, русский? Как интересно… А мне попробовать не разрешите, сэр?
Сообразив, что попался, сакс, помедлив, подал ему меч.
Тот примерился:
— Какой чудесный баланс! Подержите, пожалуйста, "шам", — рубанул, потрогал получившуюся зазубрину на остатке дамасского клинка, ударил еще раз — сильнее, вернул меч саксу, и, рассматривая подопытный ятаган, вернулся за стол.
Бросил его поверх документов:
— Меч — мечом, но какая же нужна силища, чтобы так, с одного удара… Я ведь не постник какой-нибудь заморенный, двадцать лет мечом машу, но больше зазубрины у меня не получилось. Так, может, было колдовство? А?
— Не было! — упрямо сказал Эдвард.
— Ну, ладно… — де Кастр откинулся на спинку кресла, сцепил перед собой руки и, завращав большими пальцами, уставил глаза в потолок кельи. — Я пошлю в Маргат за комтуром, через недельку он приедет, и мы вам устроим очную ставку.
— Вам же, сэр Эдвард, скажу: о вас очень высокого мнения барон де Во, весьма уважаемый нашим гроссмейстером и мной, недостойным служителем Господа, вельможа, и я пока не вижу оснований вас задерживать. Пока… Но ведь милорд барон покинул Палестину, не правда ли? Как жаль, что мудрые люди уезжают как раз тогда, когда нужны… А остаются одни лишь… И некому теперь помочь опровергнуть (а вот подтвердить, вероятно, найдется кому) какие-то слухи о волшебной силе, полученной от некоего армянского еретика, в обмен на бессмертную, кажется, душу…
Командор резко подался вперед, вцепился пронзительными глазами в лицо Эдварда:
— Ах, как жаль, господа, что вам пора… Я вас вызову снова, немедленно по прибытии комтура. Ах, как досадно, что мы сегодня расстаемся… В вашем обществе так интересно… Русский булат, хм! Век живи, век учись! Я-то, невежда, считал, что у славян нет своего булата, хорошие мечи к ним завозят из Германии… Благородный сэр! — он поклонился саксу. — Сквайр! — он коротко кивнул гэлу.
— Действительно, сказано коротко и ясно: пора сматывать удочки! Такое расследование нам совершенно ни к чему… Интересный человек — командор! Видно, что тевтонцев любит не меньше нашего… — сказал Алан по выходе от тамплиеров.
Решили, не дожидаясь прибытия комтура, отплыть в Искандерун, а оттуда сушей ехать через Эдессу на озеро Ван. Алан стал паковать вещи, а Эдвард отправился на пристань нанимать судно.
Он почти до вечера проторчал в порту, но все корабли шли с войсками на Кипр, а оттуда в Европу, и он сговорился плыть только до Тартуса, решив, что наймет там каботажника до Антиохии, купил два места на галере, отходящей завтра с рассветом в Лимасоль. Капитан за щедрую мзду пообещал высадить пассажиров по пути там, где они пожелают.
Эдвард простился до завтра с морским волком, и направился домой, помогать укладываться, как вдруг кто-то окликнул его по имени. Сакс обернулся — невысокий юноша, на пару лет моложе его, краснощекий, с пухлым полудетским лицом, бесцветными бровями и ресницами и маленькими голубенькими глазками, подходил к нему, приветственно размахивая рукой. Рыцарь вспомнил аббатство святого Витольда, где они вместе учились грамоте, вспомнил и прозвище, заработанное маленьким норманном за неумеренный аппетит.
— Здравствуй, Пигги, — обратился к нему сакс, но увидев, как обиженно моргнули голубые глазки, поправился, — здравствуй, Джон!
— Привет, Эд, я так рад тебя видеть! Ну, как живешь?
— Сэр Эд! — надменно поправил рыцарь.
Тот смешно по-птичьи склонил голову и, разглядев на сапогах сакса позолоченные шпоры, смущенно затараторил:
— Да, сэр, поздравляю, сэр! Мы там дома не знали, что вы уже рыцарь. Я вот только сейчас приехал, а здесь-то все кончилось. Мой командир заболел в дороге, пролежал больше трех месяцев в Лимасоли. Теперь хочет ехать в Сафад, там вместе с госпитальерами, может, удастся схлестнуться с неверными. Вам-то, сэр, повезло, вы все успели, и повоевать, и шпоры получить, — он осекся, остановив взгляд на черной повязке сакса.
Тот передразнил восторги юнца:
— И шпоры получить, и в глаз получить… Как там дома-то?
— Дома? Дома-то хорошо… Ой, сэр, леди ваша матушка болеет, жаба у нее грудная! Я видел ее перед отъездом в аббатстве, просила, если встречу, благословение вам передать, сказала, дождаться уж и не чает. А у леди Бренды жениха на турнире убили…
— Что ж ты молчал о всем этом? — сакс горестно сжал губы.
Пигги неловко пожал плечами: