Война, в сущности, раздробилась на множество отдельных стычек. Саладин спустил волчью свору с поводка, позволив эмирам действовать каждому на свой страх и риск. Их отряды, слишком маленькие в отдельности, чтобы представлять опасность для всего войска, кружили в полупустыне между Мертвым морем и Аскалоном, не упуская случая, чтобы ужалить: нападали на аванпосты, крали часовых, угоняли лошадей. Случалось, щипали и более крупные христианские отряды, посланные на разведку и рекогносцировку.
Единственным действенным средством против этой тактики была система патрулей. Тяжеловооруженные европейцы могли успешно противостоять вдвое и втрое большему числу сарацин. Бронированная конница крестоносцев отрядами до ста человек прочесывала пустынные земли к югу и востоку от основного лагеря. Встречали слабейшего противника — уничтожали; если враг имел перевес сил, гонцы неслись за подмогой, а та старалась подойти скрытно и окружить его. Практиковались засады, иногда два-три всадника выступали в качестве приманки, заводили сарацин под удар. Патрули взаимодействовали, согласовывали время и район действий, чтобы, в случае необходимости, иметь возможность помочь друг другу.
Одним из командиров, с которыми пришлось контактировать Эдварду по службе, оказался Дэн, точнее, теперь сэр Дэниэл. Он дождался, наконец, давно выслуженных им золотых шпор! Пару раз саксу довелось повоевать вместе с его отрядом, разделив с норманном похвалу барона за успешный бой и разнос за неудачный. Скверный характер Дэна от повышения в звании не улучшился, не убыло и преданности де Во.
Лица Эдварда и Алана покрылись медным загаром пустыни, друзья научились беречь коней и воду, ориентироваться по солнцу и звездам, терпеть адскую пекло днем и ледяной холод ночью.
Эдвард мотался по пескам в тонкой кольчуге и легком шлеме. Сталь машины под одеждой берегла его куда надежнее любого панциря, дарила прохладу в жару, грела в мороз. Могучий, но медлительный брабансон возил за ним доспехи, а сакс ездил на трофейном арабчаке и только перед серьезным делом пересаживался в седло боевого коня, надевая броню.
Походная жизнь, каждый день которой приносил новые заботы, требовала полной отдачи. Не оставалось времени на раздумья, на сожаления о прошлом, и постепенно образ Ноэми почти перестал тревожить сакса. Нет, он не забыл ее, не разлюбил, но тоска потихоньку ушла, сменилась светлой грустью. Честно сказать, Эдвард всерьез и не надеялся, что судьба снова сведет его с прекрасной дочерью Израиля. Два года до обещанной встречи — большой срок. Кто знает, хватит ли чувства у Ноэми так надолго? События памятной грозовой ночи заставляли его сомневаться в этом…
Как и решили они с Аланом, сакс дожидался конца назначенного Тиграном срока, чтобы избавиться от могучей, но постылой машины, и уж затем решать, как жить дальше. Религиозные сомнения его задремали, убаюканные заверениями церкви в несомненной праведности святой войны с язычниками. Правда, тревожила совесть, что не вернулся к Тиграну, как обещал, но… Здесь он был свободен, делал, что считал нужным, а там?… Вновь оказаться под властью чар? Нет, этого он не желал, а иного пути для себя так и не смог отыскать. Сам себе иногда поражался: как же так — возненавидев войну, он воевал, убивал?! Неуязвимый снаружи, он не сознавал, что внутри себя каждодневно насилует свою беззащитную душу!
И черным ядом разъедала сознание сакса безнаказанность Штолльберга, жгла досада, что не отомстил, когда мог, а теперь боялся погибнуть, не исполнив клятвы.
Протест де Во магистру Тевтонского ордена Генриху Вальпоту не возымел действия. Тот обещал расследовать жалобу на новые бесчинства комтура, но на обещании дело пока и застопорилось. По слухам, фон Штолльберг засел то ли в Маргате, то ли в Сафаде, а в этих крепостях англичане власти не имели. По-прежнему над головой Эдварда висел проклятый двуручный Дамоклов меч, оставалось лишь надеяться, что немец побоится сводить счеты до окончания похода.
Честно сказать, сакс был бы сейчас очень не против такой попытки тевтонца. Самооборона законна, претензий ни от властей, ни от церкви не вызовет, глядишь, и прикончил бы ненавистного "соратника", и от геенны бы отвертелся…
В последних числах октября Аскалон пал. Но войска короля Ричарда не ушли от крепости, вернее, от ее развалин: разрушенное при осаде предстояло восстановить заново, дабы поставить христианский гарнизон. Этим тяжким трудом завершалась зимняя кампания года, да и весь третий крестовый поход близился к концу…
Шли строительные работы, а для Эдварда ничего не менялось: неделя патрулирования в сторону Иерусалима или Газы, смена и неделя отдыха в Аскалоне.