Винг

Из-за глинобитного дувала раздался невероятный грохот, а затем понеслись визгливые ругательства. Выбежав на улицу, друзья расхохотались. По дороге раскатились в разные стороны предметы торговли толстого потного медника, а сам он, сидя в грязной луже, во все горло материл на разных языках ускакавшую за угол Ноэми, испугавшую его осла.

Эдвард от смеха не мог вымолвить ни слова. Дергая Алана за рукав, он несколько раз пытался объяснить, но от хохота умолкал:

— Э! Э! Как ты, как тогда… Грохота столько же…

Алан, недоуменно улыбаясь, смотрел на него.

— Как немца… — наконец выговорил сакс.

— И тоже проклинает! — захохотал Алан.

В зелени кустов через дорогу, глядя на их веселье, злобно скривил толстую рожу давний знакомый — послушник-оруженосец фон Штолльберга.

Подъехали два молодых иудея, дальние родственники Иегуды, приставленные им телохранителями к племяннице.

Друзья уверяли, что с ними никакой опасности нет, и охрана излишня, но старик был непоколебим:

— Ничего, ничего! Пусть, таки, едут. Глядишь, научатся чего-нибудь полезного. И из Назарета вже бывает что-ни-то доброго!

Силы двум сынам Израиля, видно было, не занимать. Один из них, Шимон, еще раньше продемонстрировал ее на христианских костях в бане.

За городом друзья нашли подходящую лужайку и с час гоняли по ней коней, рубясь на встречных курсах. Доспехи сидели, как влитые, и придирчивый гэл удовлетворился.

Показал себя и эскорт Ноэми. Оба иудея недурно владели оружием. Под их охраной она могла не бояться обычных сейчас дезертиров и мародеров. Алан пробовал фехтовать с Шимоном и его другом: один на один был на равных или чуть сильнее, но вдвоем они его рубили кривыми саблями, как хотели. Сказали, что учились у отставного мамелюка, когда ходили с караваном в Александрию.

Запыхавшись, и утомив коней, спешились отдохнуть под платаном.

Алан погрозил Эдварду пальцем:

— Переход из верхней защиты вправо у тебя по-прежнему хромает! По полчаса размахиваешься! Тренироваться надо, не то пожалеешь…

Сакс покраснел, но его выручила Ноэми, предложив устроить состязание в стрельбе из лука. В ответ на его удивленный взгляд она высунула, дразня, розовый язычок:

— Сумеешь выстрелить лучше меня, поцелую! А если я тебя превзойду, пойдешь к Иегуде работать на три года бухгалтером, как Иаков за Рахиль к Лавану пастухом. Идет?

Девушка достала из чехла небольшой турецкий клееный лук, настоящее произведение оружейного искусства, украшенный инкрустациями из черного дерева и слоновой кости, он имел характерный изгиб в обратную сторону. Не дожидаясь помощи мужчин, Ноэми зацепила рог лука за правую ногу, и, изогнув его сильным движением вокруг левого бедра, натянула тетиву. Напряженная фигура ее в этот момент была так красива, что все невольно вздохнули.

Эдвард взял свой простой, прямой, как палка, надежный английский тисовый лук, зацепил тетиву и деловито поинтересовался:

— Какая дистанция, какая будет мишень? Счетовод из меня аховый, а вот пострелять…

— Ну, лук-то у меня послабее, считай, детский… Давай шагов на сто. — девушка обернулась к кузену-банщику. — Шимончик, тут кругом полно грибов. Найди-ка нам мухомор покрасней.

Тот кивнул и отошел к опушке. Видно было, как он ходит кругами, вглядываясь в землю. Наконец, нагнулся, выпрямился и поднял в руке большую алую шляпку.

— О, вот какая красивая мишень! — засмеялась Ноэми и захлопала в ладоши. — Как чалма капудан-паши[24]. В такую и ты не промажешь, правда, милый? Шагов с пяти…

Эдвард скорчил зверскую рожу и сделал вид, что хочет отшлепать девушку, но она так пронзительно завизжала и с таким еврейским акцентом, что сакс изумленно опустил руки.

— Я своего лука не захватил, а из чужого стрелять — только перед людьми позориться. Лучше я буду судьей! — хитрый гэл взял мухомор и начал отсчитывать шаги.

— Эй, Ал! Поуже шагай, а то за сто шагов за горизонт убежишь! — крикнул Эдвард, но тот только отмахнулся, боясь сбиться.

— Ал! А ты до ста-то считать умеешь?! — сакс не унимался. — Эники, беники — раз, эники, беники — два… Надо было Иегуду со счетами с собой пригласить!

Рядом расхохотались Ноэми и ее стражи.

Алан остановился на полдороге и с достоинством сказал:

— Умею, но плохо. Вот собьюсь, и будете стрелять не на сто, а на полтораста шагов, и все промахнетесь!

Нашел трухлявый пенек, палочкой пришпилил к нему шляпку гриба и двинулся назад.

— Дайте за спину зайти! Не цельтесь пока — вдруг в меня стрелу засадите, — оскорбительно заявил он, подойдя поближе. — Надо бы чуть придвинуться. Я сто десять отмахал, ближе подходящего пня не было… Яркое пятнышко отчетливо выделялось далеко в изумрудной траве.

— И отсюда сойдет! — процедила сквозь зубы Ноэми, прицеливаясь. — Хорошо! — она опустила оружие.

— Давайте, ребята, стреляйте первыми, — обратилась она к иудеям. — Не посрамите рода Давидова!

Телохранители переглянулись и одновременно подняли оружие, грозные турецкие луки, лучшие в мире, такие же, как и у Ноэми, но, конечно, много мощнее и без украшений. Такие бросали стрелу на пятьсот шагов, а с двухсот пронзали любую броню.