Винг

— Именем Господа нашего клянусь! Хочу оправдать эту леди. Она дала мужчинам в замке выпить с вином абсолютно безвредное средство, хотя и вызывающее каменный сон у всякого, кто его примет. Привезенное мной из Палестины, на Востоке оно общеизвестно, да и здесь встречается. Я много лет состою на службе у барона де Во и не раз пользовался этим снадобьем для деликатных дел в интересах короны и всегда с одним результатом: сперва — крепкий сон, затем — пробуждение без вреда. Категорически исключаю, что смерть тана наступила от сонного зелья.

— А не могло случиться, что тан Альред, неумеренно употребив вино, в которое вы добавили настойку, умер просто от того, что получил слишком много зелья? — спросил шериф.

— Нет! Не может быть! — воскликнула Бренда. — Я сказала моему другу сэру Дэну, что дядя не пьет дешевого вина, как другие, и он при мне отлил немного снадобья в маленький флакон, наказав добавить дяде в его пряный пигмент. Могу заверить, что в кувшин тана попало не больше, чем пришлось на каждого из остальных мужчин в замке.

— Да, — сказал Дэн, — я дал леди Бренде отдельную порцию для тана Альреда, чтобы она не ошиблась, отмеряя его сама. Нет, причина смерти старика иная!

Он показал на какого-то монаха, сидевшего рядом на лавке:

— Вот брат-травник из обители святого Витольда. Пусть он подтвердит мои слова, что настойка опия не опасна!

Тот затряс плешивой головой, заикаясь и брызжа слюной, попытался что-то сказать.

Вмешался епископ:

— Да что там! Я и сам знаю это! Так скажите, отчего же он скончался! — прелат подался вперед в кресле, опираясь на посох.

— Думаю, от яда! Похоже, тан был отравлен, но не нами, нам его смерть была ни к чему, напротив, опасна. Убийца кто-то другой, — решительно ответил норманн. Бренда обреченно кивнула.

— Кем же он отравлен?! Отвечай ты… леди! — загремел прелат.

Бренда опустила ресницы. Эдвард заметил, как Дэн дотронулся до ее руки, понуждая к ответу.

Наконец, она чуть слышно произнесла:

— Им! — она открыла глаза, поняла, что ее слова вряд ли кто-то расслышал, и повторила громче. — Вот им! — подняла руку, указывая на Эдварда, и закричала. — Моим братом! Его сыном!!!

— Прошу, леди, объясни, на чем основана твоя уверенность, что убийство — дело его рук?

Бренда помолчала, но затем нетвердым голосом, словно против воли, сказала:

— Я сама это видела…

— Что видела? — спросил шериф.

— Как Эдвард подсыпал что-то дяде в вино… Они сидели рядом за столом, я уже добавила сонное средство в кувшины для стражи и работников, влила и в дядин пигмент, и беспокоилась, ожидая начала его действия. Поэтому я внимательно следила за дядей… Эдвард вышел, но быстро вернулся с какой-то сумкой, достал из нее и развернул, как мне показалось, пергаментный пакетик, и щепоть его содержимого на глазах отца всыпал в его кубок.

— И что же тан Альред? Не протестовал, не удивился? — недоверчиво спросил шериф. — Что он сказал?

— Ничего… — сказала Бренда. — Он тут же отхлебнул вина и одобрительно кивнул, — она недоуменно развела руками. — Я ничего не заподозрила в тот момент! А ночью, когда увидела дядю мертвым, когда разглядела кровавую рвоту… — она побледнела и умолкла.

— Ясно, леди! — сказал шериф. — Суд не рассматривает вопрос о ваших с этим рыцарем самовольных действиях. Его преосвященство не желает подменять светское правосудие. Это дело — прерогатива регента, вас к нему доставят, пусть его высочество и решит, как с вами поступить. Мы же, — он повернулся к Эдварду, — займемся обличением преступника, колдуна, убившего собственного отца!

Вмешался епископ:

— Сэр рыцарь, в силах ли ты опровергнуть это страшное обвинение? Что скажешь в свою защиту?

Эдвард встал. Происходящее казалось кошмарным сном, настолько неожиданным и беспощадным было обвинение. Он никак не мог собрать разбегающиеся мысли, хотелось одного — проснуться.

Он откашлялся в кулак, обвел взором зал и сипло произнес:

— Я невиновен, ваше преосвященство, меня обвиняют огульно!

Почтенный прелат мановением руки остановил шерифа, открывшего было рот, и повел допрос сам:

— Ты мне нравишься, сэр рыцарь! Не могу назвать тебя "сын мой", пока над тобой тяготеет ужасное подозрение. Хотелось бы развеять его, мне говорили, что ты отличился в битвах с язычниками. Негоже пачкать непорочную белизну святого креста на твоем плаще мерзкой грязью колдовства!

— Ваше преосвященство! Я не занимался и не занимаюсь волшбой, я верный сын нашей святой церкви…

Епископ довольно кивнул:

— Это радует! Ну, что ж, поведай мне: нет ли у тебя взаимной неприязни с обвинившими тебя?

Эдвард секунду помедлил, прежде чем ответить. Неужели Бренда так его возненавидела за то, что он отверг ее любовь, и оклеветала? Нет, не может быть! Она, конечно, взбалмошная и капризная девица, но сначала отравить дядю, а затем свалить преступление на двоюродного брата? На это она не способна!

Сакс твердо произнес:

— Нет! Мы с сестрой всегда любили друг друга. Не может она оговорить меня со зла! Какое-то ужасное недоразумение…

— А ее спутник? Ты, несомненно, знаком с ним!