Винг

Отца похоронили через день. Недобрые слухи о странной кончине взбудоражили округу, и на погребение явились немногие. Старый тан упокоился рядом с женой, которую так ненадолго пережил.

Каково мнение у людей о страшной смерти отца, сакс понял, когда во время поминок к нему обратился толстый как бочка сосед из недальнего имения, и, приперев брюхом к стене, дыша перегаром в лицо, стал объяснять, что делать, чтобы не завелось привидение: жечь в комнатах на ночь можжевельник, вешать снаружи на стены дома ветки омелы и всякое другое такое же. Эдвард даже плюнул, с трудом отцепившись от непрошеного консультанта по обороне от нечистой силы. Немногочисленные гости разъехались поздно вечером, кроме отца Бартоломью, которого сакс попросил побыть за хозяина в замке, пока он займется розысками кузины. Побеседовав со стариком, рыцарь лег спать, намереваясь завтра же отправиться в Йорк к регенту, чтобы все выяснить, но утром его разбудили встревоженные дружинники: под стенами замка стоял шериф Ноттингемский и требовал немедленно впустить его.

А как только Эдвард приказал открыть ворота, и шериф с отрядом въехал во двор замка, он, именем короля Джона, арестовал рыцаря Эдварда Винга по обвинению в убийстве собственного отца.

Глава сорок пятая. Следствие

Обвинение исходило, как ни странно, от пропавшей Бренды, и опровергнуть его, выяснилось, не так-то просто.

Сакс не стал сопротивляться аресту, надеясь, что недоразумение быстро разъяснится. Он не знал за собой вины, и совершил обычную для невиновных ошибку: сам первым рассказал, как все произошло, дав возможность следствию скорректировать свою версию, учесть ее ошибки и прикрыть сомнительные места.

Выслушав его показания, шериф, тем не менее, не счел возможным снять предъявленное обвинение, и сказал Эдварду, что вынужден доставить его в Шеффилд на очную ставку с кузиной, а там будет видно, как с ним быть. Рыцаря отвели в зал, поставили у дверей стражу, а в замке начался тщательный обыск. Через два часа чем-то довольный шериф велел седлать для арестованного лошадь.

На поместье и имущество наложили секвестр до решения суда, оставили замок на попечение Энвольда, а интересы короля приказали блюсти старому знакомому, бейлифу, выручившему сакса под королевским дубом от разбойников Робина Гуда.

Старик-капеллан выразил желание сопроводить духовного сына в узилище, сказав, что слишком хорошо изучил Эдварда за двадцать лет, и ни секунды не сомневается в его невиновности.

Рыцарю не позволили вооружиться, не разрешили и никому из слуг сопровождать молодого хозяина. Оседлали шайра, взяв с Эдварда слово не пытаться бежать, не стали его связывать. Мрачная процессия во главе с шерифом выехала из ворот замка и повернула к Донкастеру. Рядом с арестованным на маленькой пузатой лошаденке трясся отец Бартоломью.

К полуночи, когда добрались до Шеффилда, священник был буквально полумертв от усталости, но проводил Эдварда в шерифскую тюрьму, где заспанные стражники выгнали таких же сонных заключенных из маленькой одиночной камеры, переведя их в и так битком набитую общую, чтобы заточить рыцаря в соответствии со званием отдельно от простонародья. Скорбно пожелав Эдварду спокойной ночи, капеллан пошел устраиваться на ночлег на подворье епископа.

Ночь Эдвард провел без сна на ледяной каменной скамье, зябко кутаясь в плащ. Ему казалось, что он мерзнет, хотя машина грела в любой мороз. Утром от тяжелых дум его отвлек начавшийся галдеж при раздаче хлеба, послышались звуки ударов, доставшихся вместо завтрака особенно неудачливым узникам. Ему тоже дали сжевать черствую пайку и отвели в епископский дворец.

Преступление, в совершении которого обвинили молодого рыцаря, не было обычным "чистым" убийством мечом или иным оружием, отравление непременно связывалось с колдовством, нечистой силой и подлежало юрисдикции духовной власти. Церковь сама вела следствие по делам о ведовстве, ворожбе и тому подобных дьявольских деяниях, сама присуждала колдунов и ведьм к казни, а служба шерифа лишь послушно визировала и исполняла эти приговоры.

Введенный в мрачный зал, Эдвард стоял у дверей под стражей, пока не появился епископ в пышном облачении, окруженный многочисленным клиром, и занял кресло на возвышении под балдахином.

Вошла Бренда в трауре в сопровождении Дэна, за ними еще несколько человек. Эдвард узнал камеристку кузины, оруженосца норманна, остальные были незнакомы. Их разместили на скамьях сбоку, а сакса усадили на грубую лавку у противоположной стены. У входа выстроилась стража шерифа, и столпились зеваки.

К надменному прелату приблизился отец Бартоломью и, почтительно склонившись, тихо обратился к нему с какой-то просьбой. Недовольная мина на лице церковного сановника ясно показала его неодобрительное отношение к словам капеллана, но старик настаивал, наконец, его святость нехотя качнул митрой, старик поклонился ему еще раз, затем подошел к Эдварду и уселся рядом на скамье.

С улыбкой повернувшись к юноше, он прошептал: