Алан в Аквитании завел было с ним разговор, предлагая всем четверым остаться служить Эдварду, но Хью отвечал уклончиво, ни да, ни нет, пока не проболтался, что, насмотревшись в Сицилии на странного рыцаря, легко ползающего в полном вооружении по отвесной стене, способного поднять в одиночку многопудовую решетку ворот и обрубающего стальные мечи, как капустные кочерыжки, вояки побаиваются нечистой силы. По их словам, еще в Палестине ходили слухи о крестоносце, продавшем душу схизматику-колдуну в обмен на неуязвимость и силу. Сам Хью, дескать, в эту ерунду не верит, но… денег теперь хватает… пора и осесть, остепениться…
Два дня заняла дорога до Лондона. На постоялом дворе в предместье постарались выяснить здесь, в сердце Британии, обстановку в стране.
В городе судачили о притязаниях принца Джона на корону. Настоящего короля не слышно было ни слуху, ни духу, и коварный регент использовал время для вербовки сторонников. Он заигрывал и с норманнскими баронами, и с недавними врагами, саксами, и даже с презираемым им народом. Богатые купцы в столице добились льгот в обмен на займы, и ходили перед дворянами, нагло задрав носы. Некоторые шерифы графств перестали тревожить и многочисленных разбойников в лесах, видимо, по указанию свыше. Эти сомнительные средства, добавляя дешевой популярности недостойному брату короля-рыцаря, ослабляли, и без того не очень прочную из-за отсутствия законного монарха центральную власть.
Регент обосновался в Йорке, и туда к нему потихоньку сползались наемники. Рассказывали, что верные королю Дику вассалы подвергаются ныне большой опасности. В нескольких замках послабее хозяев, враждебных регенту, уже постигли разные несчастья. У кого угнали скот, у кого сожгли весь урожай, а некоторые и сами пострадали от налетов. Были и убитые, а в лесах на неугодных принцу путников случалось, нападали разбойники, и, вроде бы, в доспехах. А откуда у лесных братьев доспехи?..
Алан и Хью запасли продуктов в дорогу, на северной окраине города за Сити йоркширцы попрощались с соратниками, повернувшими на Колчестер, и углубились в лес, тянувшийся до Бедфорда. Улицы встречных деревень опустели, жители в зимнюю непогоду сидели либо дома у очага, либо в кабаке за кружкой живительной влаги. А такое заведение было обязательным в каждом селении. Это очень устраивало путешественников — гордые замки норманнов, новых хозяев страны, встававшие иногда из-за деревьев где-нибудь на холме, не привлекали британцев, так сказать, не высшего сорта, саксов и скотта, не ожидавших искреннего гостеприимства от оккупантов. В обителях благочестивые иноки приняли бы с почетом воинов креста, но с некоторых пор Эдвард опасался соискать благодати Божией из рук его слуг. Дескать, от греха подальше, а то, как бы не отлучили ненароком.
Ночевали поэтому в корчмах вместе с простыми разносчиками, подмастерьями, бродячими лекарями и музыкантами. Для соскучившихся по родине в долгой разлуке друзей грубая речь простонародья, их нестройные песни звучали слаще ангельского хора. А когда Алан встретил на ночлеге шотландцев, недавно покинувших горный край и направлявшихся по делам в Лондон, и целый час с ними беседовал на своем языке, Эдвард заметил слезы, выступившие на глазах сурового гэла.
За четыре дня неспешного пути добрались до Шеффилда и остановились на ночевку в таверне "Нож и колбаса". До дома теперь было рукой подать, следующую ночь Эдвард твердо решил провести под отчим кровом. Настроение у рыцаря, везущего домой золотые шпоры — свидетельство, что не посрамил на поле брани честь рода, было праздничным, да и в мошне у него звенело, и когда кто-то из местных поднял кружку с элем за здравие воинов креста, Эдвард ответил, что угощает всех присутствующих во славу доброй Англии и короля Дика.
Под одобрительные крики любителей выпить запенился эль, слуга выкатил бочонок с вином, зашкворчали в очаге лучшие, как сказал хозяин, в городе колбасы, и гулянье затянулось заполночь.
Выпроводив, наконец, за дверь последних наиболее стойких пьянчуг из местных, хозяин запер дверь на засов, и Алан подошел к нему, чтобы поторговаться на десерт и заплатить за приятный вечер. Кругом уже вовсю храпели постояльцы, и никто не заметил, как жадно уставился на тяжелый кошель в руках гэла здоровенный молодой монах, вылакавший сегодня, пожалуй, больше всех на дармовщину. Пара золотых цехинов сверхудовлетворили трактирщика, но привлекли к друзьям излишнее внимание тех, чей интерес часто чреват для путников досрочным окончанием и земного пути.
Утром друзья поднялись затемно. Хозяин хлопотал у очага, готовя завтрак, и на пожелание доброго утра ответил, что дескать, кому утром утро, а кому и еще ночью не рано, и кивнул на дверь:
— Вторые петухи не пропели, как оглашенный монах вскочил. Ну, какое-такое дело может быть у Божьего человека в такую беспросветную рань? И меня разбудил, а я бессонницей маюсь, лекарь говорит, жир душит, так больше и не заснул. Сейчас работника пошлю лошадей покормить, а пока оседлают, и завтрак поспеет.