При дворе, однако, существовал человек, который превзошел Георга, — это его собственная жена Мэй фон Тек, на которой он женился в 1893 году. Она происходила от побочной ветви правителей герцогства Вюртемберг, которое было образовано специально для ее отца Франца. Как супруг принцессы Майи Аделаиды Кембриджской, внучки короля Георга III, он должен был иметь титул, соответствующий высокому общественному положению. Прелестная внешность их дочери дала повод вместо Виктории Мэри любовно называть ее просто Мэй. После коронации Георга V королева, разумеется, отказалась от этого детского прозвища.
В отличие от своего мужа у Мэри были и духовные запросы. Будучи весьма шокированной, она пропускала мимо ушей его морские ругательства. Возможно, благодаря этому ощутимому превосходству над остальным окружением королевская семья всегда держалась от нее на почтительном расстоянии, что впоследствии негативно отразилось на ее характере и сделало слишком высокомерной. Тем не менее брак был счастливым, хотя Мэй и страдала от монотонности королевских будней и чопорности церемониала.
У Мэй и Георга было шестеро детей, которым отец, разумеется, хотел передать собственное высокое понимание сущности монархии. Но никакие их старания не могли удовлетворить его требований, и холерическая натура отца превратила воспитание в бесконечную цепь придирок и унижений.
Сыновья по-разному реагировали на постоянное лишение возможности проявить свою независимость. Младший, Георг, не считался с отцовскими идеалами и в открытую предавался своим гомосексуальным утехам. Однако существовавшая тогда еще надежная самоцензура прессы препятствовала обнародованию этого факта, и отец предпочел смотреть на все сквозь пальцы — может быть, потому, что считал, что «такие мужчины должны просто стреляться». В конце двадцатых годов Георг стал употреблять кокаин и морфий, что в его кругах считалось модным, и впоследствии был вынужден пройти курс лечения.
Второй сын, Альберт, наоборот, был в семье примерным мальчиком. Он рано женился на Элизабет Боуес-Лион, девушке из богатой шотландской дворянской семьи. Брак соответствовал его положению. Так как Альберт имел склонность заикаться во время публичных выступлений, то он с женой и детьми вел замкнутый образ жизни в стороне от светского общества. Отец иногда подшучивал над его недостатком: по крайней мере, ему не приходится бояться никаких выходок, компрометирующих королевскую семью, и, таким образом, отец видел в нем надежду всей династии.
Но наибольшие заботы доставлял Георгу его старший сын. Эдуард восставал против отцовского насилия, возмущаясь закоснелыми формами его правления. Кумиром Эдуарда был его дед. Насколько хорошо Эдуард VII ориентировался во французской жизни, настолько внук был восхищен Америкой. Эдуард постоянно вращался среди приверженцев американского образа жизни, которых в Лондоне становилось все больше и больше.
Веселый нрав, великолепная внешность и аура вечной молодости скоро обеспечили «обаятельному принцу Чермингу» популярность среди простого народа. Эдуард был так же мачо начитан, как и его отец, и однажды в старости он признался одному из своих биографов, что ему стыдно за то, какой необразованной была вся его семья. Сам он интересовался проблемами современного общества: изучал условия труда в промышленности, социальное жилищное строительство. Он был недоволен своей «профессией» монарха, которую с таким энтузиазмом пытайся модернизировать. Во время торжественных государственных мероприятий он и не пытался скрывать свою растущую скуку, а иногда демонстративно их игнорировав. Он уже достаточно рано почувствовал, что выполняет чисто представительские, парадные функции. «Как я, между прочим, ненавижу свою работу и все эти раздуваемые прессой бессмысленные успехи», — писал он в 1919 году своему секретарю Томасу Годфри.
Инфантильность Эдуарда была вызвана, по-видимому, его нежеланием становиться взрослым. Отсюда и его склонность к замужним женщинам, которую «маленький человек», каковым он оставался для друзей и возлюбленных, проявлял в период своего пребывания кронпринцем. Бесконечные амурные похождения возмущали его придерживавшегося строгих правил отца еще больше, чем неряшливая внешность наследника престола, и, по всей видимости, действительно образ жизни, который вел будущий король, сократил срок его правления. Как бы предчувствуя это, король Георг V однажды написал своему премьер-министру Стенли Болдуину пророческие слова: «После моей смерти парень не продержится и двух месяцев».