В «лихие девяностые» XX века, в расцвет постсоветского сепаратизма, в селе Кинзебызово – родовом ауле Кинзи – власти Башкортостана построят огромный дворец-музей Кинзи. Однако народ и так не забывал абыза. Тем, кто внушает доверие, местные жители показывают дерево, посаженное Кинзей, показывают пугающие карстовые провалы в степи – пещеру, где Кинзя якобы прятал Пугачёва. А вокруг могильного камня Кинзи, который сам сполз с холма и лежит у подножия, построена кирпичная ограда, и на ней висят мраморные плиты с надписями по-башкирски и по-русски: «Кинзя Арсланов. Могила святого».
Оборона Уфы
Место Кинзи Арсланова было подле Уфы – у сердца Башкирии. Но Пугачёв не мог отпустить советника. А без него дела бунтовщиков под Уфой разъехались сикось-накось. Уфу осаждали с двух сторон. Под горой Кургаул на поле йыйынов джигитовали башкиры старшины Каскина Самарова, а в селе Богородском пили кумышку русские мятежники казака Ивана Губанова. Самаров считал Уфу своей добычей, потому что был башкиром, а Губанов считал своей добычей, потому что был уфимцем. В итоге вместо общего штурма башкиры и русские занялись битьём морд друг другу из-за права грабить город, который ещё надо было взять с огнём и кровью.
Впрочем, Уфа и не думала сдаваться. Она лежала на крутобоких холмах вдоль берега Агидели, как расстеленная скатерть-самобранка. Её старый кремль давно сгорел, а валы оплыли, но снега оберегали город не хуже бревенчатых стен. Уфа надеялась на свой крепкий гарнизон, искушённый многими боями с башкирами. В городе было шесть тысяч жителей, а защитников набралось 1120 человек. Они наморозили редуты, расставили 30 пушек в батареи и сообщили мятежникам, что не выдадут коменданта Мясоедова с воеводой Борисовым, а будут сражаться.
Пугачёв направил под Уфу надёжного товарища Ваньку Зарубина – Чику. Для важности Емельян переименовал Ваньку в графа Чернышёва. Чика прискакал на Агидель и 14 декабря 1773 года занял ставку Каскина Самарова у горы Кургаул. Первым делом Чика заставил Самарова и Губанова помириться и обняться. Теперь под Уфой было вполне управляемое 10-тысячное войско мятежников.
Уфа – столица Башкортостана, хотя на земле башкир Уфа всегда была городом русским, а не башкирским. Отношения народов требуют такта, и фигура Салавата – консенсус. Для башкир он борец за национальную честь, для русских – младший товарищ русского героя
22 декабря большой отряд бунтовщиков с криками и пальбой подступился к ледяным редутам Уфы. Пушки защитников тотчас загавкали на врага, будто псы на волков. Но мятежники не пошли в атаку. Это была разведка: Чика, прищурясь, с седла примечал, где в сугробах городской околицы спрятались батареи.
В Уфе на Смоленском соборе вдруг сами собой забили колокола. Пономари взвились на колокольню и ухватили колокола за языки. Но тревожный набат не умолк: в жёлтом небе декабря он словно облепил купола собора. Тогда горожане вынесли из собора иконы и пошли вокруг города крестным ходом. Гул утих.
На следующий день, едва забрезжило, по городу через Агидель и по пикету на Московской дороге ударили 25 пушек повстанцев. Когда упали белые фонтаны разрывов, из снежной пыли на лыжах выбежали 10 тысяч мятежников с ружьями и пиками. Они полезли на валы и редуты. Их встретили в штыки, и они повалились обратно, задрав лыжи. Сражение свирепо барахталось в сугробах до сумерек. Самая тесная свалка случилась на речке Сутолоке. Приступ забуксовал на ледяных откосах. Солнце посинело от закатной стужи, и Чика скомандовал отступление.
Он выждал месяц, пока защитники ослабеют от холодов, и 25 января начал второй штурм. Мятежников стало больше, они придвинули пушки на санях на 200 сажен к уфимским пикетам и стреляли прямой наводкой. Город атаковали сразу с четырёх сторон. Атаку от Кургаула возглавил сам Чика, сидевший на белом коне.
Зима устала от озлобления. Крест уфимской колокольни резал утробы сизых туч. Ветер валил столбы разрывов, рвал пороховые дымы. Мятежники ползли на редуты, стискивая заиндевелые сабли. Защитники палили из ружей, держа в зубах рукавицы. Канониры обухами топоров со звоном разбивали мёрзлые пирамиды чугунных ядер. Мертвецы в залубеневших зипунах сидели в снегу, словно пни.
Отряд Чики вскарабкался на окутанную паром главную батарею, где горячие пушки проплавили ямы в ледяных брустверах. Защитники ударили врукопашную: от их кулаков с башкир слетали треухие волчьи малахаи. Чика отступил. Картечь вспенила снега, и мятежники поползли прочь. Чика орал, стреляя из пистолетов, но белый конь под ним зашатался и упал замертво. Уфа отбила и второй штурм.