Старый священник, сначала показавшийся глухим и слабым, все же сохранил способность восприятия в относительном благополучии: погруженный в чтение, ни разу не подняв головы и не взглянув в мою сторону, безошибочно почувствовал предмет острого интереса и медленно, внятно произнес четыре фразы:
– Она была горячо любима. Она посвятила себя Богу. Она умерла молодой. Ее до сих пор помнят и оплакивают.
– Кто помнит? Пожилая леди, мадам Вальравен? – уточнила я, вообразив, что разгадка отчаянной неблагожелательности этой самой леди кроется в неисцелимом горе утраты.
Священник едва заметно улыбнулся и покачал головой:
– Нет-нет. Любовь знатной дамы к детям своих детей велика и горе от их потери живо, но лишь обрученный жених, которому судьба, вера и смерть отказали в блаженстве любви и союза, безутешно скорбит об утрате и до сих пор оплакивает Жюстин Мари.
Я решила, что святой отец совсем не прочь поговорить, и спросила, кто именно потерял и оплакивает Жюстин Мари, а в ответ услышала пространную романтическую историю, красочно рассказанную под аккомпанемент постепенно стихающей грозы. Должна заметить, что сюжет произвел бы еще большее впечатление, если бы оказался менее французским и тягуче-сентиментальным, в духе Руссо, но более безыскусным, однако учтивый священник явно принадлежал к Франции как по рождению, так и по воспитанию (я все больше убеждалась в его сходстве с моим исповедником), и в то же время оставался истинным сыном Рима, ибо, подняв глаза, искоса взглянул на меня острее и проницательнее, чем предполагал облик семидесятилетнего старца. И все же верю, что он был хорошим человеком.
Героем рассказа стал некий бывший ученик, которого теперь священник называл благодетелем. Бледную Жюстин Мари, дочь богатых родителей, он полюбил в то время, когда его собственные жизненные обстоятельства поощряли стремление получить обеспеченную хорошим приданым супругу. Отец ученика – в прошлом преуспевающий банкир – разорился и умер, оставив после себя долги и нищету. Молодому человеку было строго-настрого запрещено думать о Жюстин Мари. Особенно зверствовала старая ведьма – та знатная дама, которую я только что видела: мадам Вальравен. Она противилась браку с яростью, которой внешнее уродство придало демоническую силу. Добрая Жюстин Мари не обладала ни хитростью, чтобы притворяться и скрывать чувства, ни твердостью духа, чтобы сохранять преданность возлюбленному. Она оставила первого соискателя, но отказала и второму, обладавшему более солидным кошельком. Ушла в монастырь и умерла в послушничестве.
Верным сердцем поклонника овладело бесконечное горе, а правда о любви и страдании была передана в такой живой, яркой манере, что тронула даже меня.
Через несколько лет после смерти Жюстин Мари ее дом также потерпел крушение. Отец-ювелир не брезговал игрой на бирже и однажды запутался в рискованной финансовой схеме. Последовало позорное разоблачение, а разорительные штрафы лишили состояния. Несчастный скончался от раскаяния, горя и стыда. Старая горбатая мать и овдовевшая жена остались в нищете и непременно умерли бы от голода и лишений, однако некогда презираемый и все же преданный жених покойной дочери узнал о положении обездоленных дам и с невиданным благородством пришел на помощь. Гордой заносчивости он отомстил великодушной благотворительностью: обеспечил сирот жильем, заботой и дружбой, причем с готовностью и проворством лучшего из сыновей. Мать покойной невесты – в душе добрая женщина – умерла, благословив его, а странная, безбожная, лишенная любви, но сполна наделенная ненавистью бабка, до сих пор жила за счет самоотверженной помощи безукоризненного рыцаря. К ней, жестоко разрушившей его счастье, убившей надежду, обрекшей на вечную скорбь и горькое одиночество, он относился с уважением, как любящий сын к доброй матери. Поселил ее в этом доме, где, продолжил священник со слезами на глазах, приютил и его, своего старого учителя, и Агнес, давнюю служанку своей семьи. Знаю, что на наше содержание и другую благотворительность бескорыстный помощник отдает три четверти своего жалованья и лишь одну четверть оставляет себе на хлеб и самое скромное жилище. В результате он даже лишился возможности жениться: посвятил себя Богу и своей ангельской невесте, словно став священником, как и я.
Прежде чем произнести эти слова, святой отец вытер слезы, на миг поднял глаза и посмотрел на меня в упор. Несмотря на краткость, я уловила взгляд: мгновенная искра пронзила до глубины души, опалила сердце.