Виктор Вавич

Шляпа

Помощник пристава широкой уличной походкой прошел мимо прапорщика, сморкаясь на ходу в свежий платок, прямо в двери и затопал вниз.

Слышно было, как на лестнице стали, и вот ровно, гулко забили два голоса. Говорил помощник, а другой хрипким звоном, как молотком в котел:

— Ага!.. Ага!.. Так! Так…

Прапорщик все поправлял пояс, пока рубили голоса на лестнице, вертел шеей в воротнике.

Дверь распахнули, шагнул, топнул капитан. Он пожевывал усы и прищуренными глазками глядел на прапорщика. Прапорщик держал под козырек. Все молчали. Помощник отошел к барьеру и глядел на прапорщика. Молодой офицер стоял за капитаном и насмешливо мигал рыжими глазками.

— Офицюрус, — шепнул Воронин Вавичу и чуть кивнул на молодого.

— Ну-с! — вдруг крикнул капитан в лицо прапорщику.

— В пятой роте пятьдесят второго Люблинского…

Капитан не брал руку к козырьку, не принимал рапорта, он стоял, расставив ноги, взял руки в толстые бока, выдвинул подбородок в лицо прапорщику.

Прапорщик покраснел сразу, будто красный луч ударил ему в лицо.

— Господин капитан, потрудитесь принять…

— Га-аспадин прапорщик! — крикнул капитан. — Потрудитесь пройтись, пожалуйте-ка!

И капитан сунул рукой вперед, где мутно светилось матовое стекло в кабинете пристава.

— Проводи! — кивнул помощник.

Вавич побежал вперед и распахнул дверь в кабинет пристава.

Прошагал прапорщик, простучал каблуками капитан. Вавич запер дверь. Хотел отойти. И вдруг услышал знакомый хруст новой кожи, а после хляп! — это шлепнула крышка кобуры. И Вавич замер у двери в темноте канцелярии. И сейчас же услышал хрипкий голос капитана:

— Это что ж! Что ж это? Молчать! — и колко стукнуло железо по столу. — Слушать! Измена? Со студентами, значит? А присяга?

— Я всю войну, — напруженным тенором начал прапорщик, — я всю войну…

— Молчать! — как на площади крикнул капитан.

И в дежурной зашел шепот.

И стало слышно, как выпускал шипящее слово за словом, как стукал об стол револьвером. Как горячими каменьями вываливал слова:

— Поднять два пальца! К иконе, к иконе обернуться! Повторять за мной…

— Я не позволю, я присягал, вы не имеете права, — крикнул прапорщик с кровью в голосе.

— Застрелю. За-стрелю, — и стало совсем тихо. Время зашумело в ушах.

Вавич затаил дух, подался вперед. Клякнул взвод курка.

— По-вто-рять! Клянусь… повторять: клянусь! Пальцы выше! И обещаюсь… всемогущим Богом…

И не слышно было, как шептал прапорщик.

Вавич на цыпочках прошел в дежурную. Помощника не было. Офицюрус закуривал от папироски Воронина и приговаривал:

— А ей-богу… так и надо. Ей-богу, надо. Набрали каких-то милостивых государей в армию. — Офицюрус пустил дым белым клубом и отдулся брезгливо. — Каких-то статистиков. Нет, ей-богу же, непонятно. — Офицюрус оперся спиной и оба локтя положил на барьер, руки висели, как крылышки.

В это время открылась дверь в кабинете пристава, и капитан громко сказал:

— Нет, нет! Вперед извольте пройти.

Офицюрус встрепенулся, швырнул папироску. Прапорщик, нахмуренный, красный, шел из канцелярии, за ним гулко стукал капитан. Он застегивал на ходу кобуру.

— Командует ротой господин поручик. Проверить людей!

Капитан шагнул к двери. Городовой распахнул. Все козырнули. Поручик вышел следом.

Прапорщик зашагал в темноту канцелярии, он глядел вверх, он топнул на повороте в темноте.

— Шляпа, — кивнул на прапорщика Воронин.

— А я б его застрелил, — громко зашептал Вавич, — на месте.

— Ну, стрелять-то уж… воевал ведь он, поди, а мы, знаешь, тут сидели… и досиделись, дураки.

— Я говорю, я капитана застрелил бы, — уж громко сказал Вавич. — Как он смеет, против устава, присяги требовать.

— Кто требовал?

Прапорщик выходил из канцелярии, он делал два шага и круто оборачивался к окнам.

Он оглянулся на слова Вавича, глянул диким взглядом и что силы топнул в пол ногой.

Вавич замолк, глядел на прапорщика, глядел и Воронин всем лицом.

— Сволочи! — вдруг крикнул прапорщик и вышел в дверь.

Воронин и Виктор бросились к окну. Прапорщика на улице не было видно.

В городе было тихо, и только изредка лопался легкий выстрел, будто откупорили маленькую бутылочку.

Суматра

Башкин шел с Колей по мокрому тротуару. Улица была почти пуста. Торопливые хозяйки шмыгали кое-где через улицу, озирались обмотанными головами.

А дождик, не торопясь, сеял с мокрого неба.

— Ты воротник, воротник подыми, — нагибался Башкин к Коле, юркими пальцами отворачивал воротник. — Давай я тебе расскажу, тебе полезно, вы же проходите сейчас про Зондские острова.

Башкин нагнулся к Коле и взял его за руку выше кисти и крепко держал: