Виктор Вавич

Груня к вечеру ждала гостей. Новые знакомые. Все было новое. Новые часы в кухне помахивали маятником, чтобы не стоять на месте, когда все весело суетятся. Груня приседала около духовой, а Фроська держала наготове полотенце: а ну пирожки поспели — вынимать. На полке новые кастрюли, казалось, звенели отблеску. Из духовки горячим ароматом крикнули пирожки.

— Давай! — Груня дернула полотенце, шипела, обжигалась и тащила лист из духовки. — Фрося! Фрося! Фрося!

Фроська махом брякнула табурет. Пирожки лежали ровными рядами и дышали вкусом, сдобным духом.

Груня, красная, присела над горячим листом, замерла — любовалась на пирожки, как на драгоценные камни. Фроська, наклонясь из-за плеча, тянула носом.

В дверь стукнули. Обе дрогнули. И сейчас же незапертая кухонная дверь распахнулась, и шагнул мальчик в белом фартуке поверх тулупчика. На голове доска.

— От Болотова это. Надзиратель здеся живуть?

И мальчик сгрузил доску на стол, снял длинный сверток, увесисто шлепнул сверток об стол.

— Это чего это там? — Груня тыкала пальцем сверток.

— Надзиратель заходили, сказали на дом снесть. Не знаю, как бы не семга.

Груня нюхала: сверток пах морозом, бумагой, приятной покупкой.

— До свиданьице! — мальчик взялся за дверь.

— А сколько следует? — крикнула Груня.

— В расчете-с, — сказал мальчик и улыбнулся лукаво и весело Груне в лицо.

— Пирожочков, пирожочков! — Груня схватила пару пирожков, перебрасывала их из руки в руку и кричала: — Ну скорей! Фартухом, фартухом бери: обожжешься. Как не требуется? Бери! Ой, брошу!

Мальчик, смеясь, подхватил пирожки в передник и бойко выбежал за порог, застукал по ступенькам и с лестницы крикнул:

— Очень вами благодарны!

— На морозе не ешь, простудишься, — крикнула Груня в двери и поспешила к свертку. Не терпели пальцы, срывали бумагу.

Чем богаты

— Никого еще нет? — шепотом спросил Виктор в сенях и обдал горячую Груню свежим воздухом от шинели.

— Никого еще. Подсучи рукав, — Груня держала на отлете масленые руки и подставляла Виктору локоть — красный, довольный, веселый локоть. — Там наставлено! — Груня мотнула головой на дверь и пустилась по коридорчику в кухню.

В столовой на блестящей скатерти хором сияли стаканы, рюмочки, новые ножички. Расчесанная селедка и аккуратной цепочкой кружочки луку. Маринованные грибки, как полированные, крепко глядели из хрустальной мисочки.

Виктор залюбовался. Потушил электричество, зажмурился и снова зажег, чтобы сразу и заново глянуть. Обошел стол, подровнял ножички, вилочки, поправил один грибок, чтоб головкой вверх. Он шатал головой, чтоб блеск бегал, переливался по стеклу, по блюдечкам. Догадался, качнул над столом лампу: он смотрел, а блеск перебегал волной, играл приливом-отливом.

Придвинутые стулья ждали гостей.

Позвонили. Виктор торопливой рукой остановил лампу, побежал встречать.

В дверях стоял молодой человек с красным лицом в форменной почтовой фуражке. Фроська, распахнув дверь, держалась за ручку мокрым мизинцем.

— Можно? — и молодой человек лукаво смеялся.

— Пошла, — шепнул Виктор Фроське. — Прошу, — крикнул Виктор и пригласил рукой.

— Проходи, Жуйкин! — крикнул голос сзади, и Жуйкин, споткнувшись о порог, влетел в сени. Другой чиновник, постарше, с поднятым воротником, тщательно закрывал дверь на французский замок. Он запотелыми очками глядел на Вавича.

— Здоровиссимо! Ничего не бачу, хучь дивлюся кризь окуляры! — поднял брови на рябом лице.

— И чего хохлит? — смеялся Жуйкин. — Фамилия Попов, а после кружки пива начинает заламывать.

— Зачем же по дороге-то заходить, господа! — Вавич качал головой. — Ей-богу, обидно, — и стаскивал с гостей пальто. — Пожалуйте, — Виктор едва сдерживал улыбку ожидания.

Попов протирал синим носовым платком очки и щурился на стол:

— Нет, побачь, каких Лукуллов понаставил!

Виктору улыбка рвала губы.

— Чем богаты.

Жуйкин потирал руки и кланялся спиной: столу, стенам. Рыжие волосы редким бобриком блестели от помады, блестел тугой воротничок и пуговки на форменной тужурке.

— А где же изволит хозяюшка? — и Жуйкин опять поклонился и шаркнул слегка.

— Аграфена Петровна просит прощенья, сию минуту, — и Виктор тоже кивнул спиной, как Жуйкин.

Попов теперь уж через очки разглядывал стол, потом пощупал печку, вертел головой, осматривал стены.

— Ты что же, как кредитор, углы обшариваешь? — и Жуйкин фыркнул, как будто вспомнил анекдот.

— Бачу, часов не было, — и Попов тыкал в воздухе пальцем на новые часы. — Ось! ось! — тыкал Попов и слегка приседал в коленях с каждым тыком.

— Простите, момент! — Виктор шаркнул и выскочил в двери. Слышно было из коридора, как он говорил громким шепотом: — Грунюшка, Груня! Пришли ведь. Водку-то хоть сюда подай.

Виктор вернулся с запотевшим графинчиком. Лимонные корочки желтыми мушками плавали поверху.

— Пожалуйста, господа! — и Виктор отодвинул стулья.

— Нет, уж как же без хозяйки, — сказал Жуйкин. В это время за дверью по коридору легко, торопливо пробежали Грунины шаги. И гости, и Виктор улыбнулись в одну улыбку.

— Пока нет дам, — вдруг оживился Попов, — господа, пока без дам, вот один случай; ей-богу, не анекдот.

Все сдвинулись в кучку.