Виктор Авилов

В одном из интервью Виктор Авилов отвечал: «Мне тогда Юнгвальд-Хилькевич дословно сказал: „Витя, вот ты должен себе уразуметь одно: четыре проходимца убили твою мать! Вопросы есть? Вопросов нет!“ Так что с точки зрения Мордаунта его месть — вполне справедливая. Наверное, он не мог поступить иначе. А вообще есть такой закон театральный: играя злодея, ищи в нем доброе, и наоборот». Дело здесь было даже не столько в добром, сколько в праведном — Мордаунт не может по-доброму отнестись к тем, кто жестоко убил его мать, оставив его сиротой. Пусть мать была не всегда благородна и честна, но она была дьявольски умна и столь же дьявольски красива. А кроме всего — это была его мать… И мстить за ее смерть казалось Мордаунту естественным движением души, естественным сыновним долгом.

Не случайно на реплику корреспондента: «Можно подумать, что миледи была ангелом во плоти! Свою казнь она заслужила!» — Виктор Авилов ответил спокойно и убежденно: «Не суди да не судим будешь!» Он не мог отнестись однозначно и просто к такому герою, как Мордаунт, во-первых, потому что ему совершенно неинтересно было играть тупого убийцу; во-вторых же, потому что Мордаунт мстит за мать, а мать — это святое…

Не думаю, что эта роль представляла для Виктора Авилова какие бы то ни было трудности — разве что только физические. А та цепочка убийств, из которых соткан этот образ, зловещий облик и хриплые, отрывистые интонации были ему уже отчасти привычны по киноролям. «Человек мрачной биографии», как называет его кардинал Мазарини (Анатолий Равикович), Мордаунт и пронизан насквозь этой мрачностью — если и появляется порой на его лице какое-то подобие улыбки, это, как правило, гримаса. Но все-таки Виктор Авилов предстал в фильме «Мушкетеры двадцать лет спустя» не записным злодеем, а человеком, который мстит за то, что его лишили детства, любви матери, всего, что наполняет жизнь и дает ей определенный смысл. Он — не безжалостный убийца, он мститель за святыню — мать. Первой его жертвой становится лилльский палач, который когда-то отрубил голову миледи. Но Мордаунт понимает, что палач был просто исполнителем, он должен наказать тех, кто решил судьбу женщины и привел приговор в исполнение. Этот человек в сером плаще и серой шляпе не знает ни сострадания, ни сочувствия — он одержим ненавистью к тем, кто убил его мать. И никакие доводы лорда Винтера, его дяди (Арнис Лицитис), спросившего Мордаунта: «Знаете ли вы, что это была за женщина?» — не могут привести к отказу от мести. При первой же возможности Мордаунт убьет выстрелом в спину лорда Винтера, потому что смысл его жизни — месть. Он так и скажет позже мушкетерам, уверенным в том, что Мордаунт погиб в морских волнах: «Я не мог умереть, потому что не выполнил своей миссии». И этот неистребимый «змееныш», как называют его Арамис (Игорь Старыгин) и Атос (Вениамин Смехов), будет жить вопреки всему до самого конца, пока не проткнет его насквозь мушкетерская шпага…

Ничего выдающегося ни в фильме, ни в роли Виктора Авилова не было — была лишь убежденность, ярко выраженная артистом в характере персонажа, а потому Мордаунт не вызывал ни ненависти, ни презрения. Он вызывал, скорее, жалость — этот роскошно фехтующий, стройный, изящный молодой человек, положивший свою жизнь на столь неблагородное дело, как месть. Впрочем, речь шла о мести за мать…

О кино Виктор Авилов вообще в своих интервью распространялся мало, но, конечно, назначение искусства было для него скрыто именно в совершенствовании человеческой души, поэтому такие роли, как Платон Андреевич, граф Монте-Кристо и даже Мордаунт, давали актеру не только профессиональный опыт, но и пишу душе, жаждущей мудрости, самопознания. Какой бы превосходной ролью ни был Симон в «Искусстве жить в Одессе», душе Авилова он не мог быть близок. Романтические, инфернальные герои обладали для артиста невероятной притягательностью — в них он раскрывался неожиданно и очень интересно.

К сожалению, только в театре…

Первые киноопыты убедили Виктора Авилова в том, что искусство это, конечно, увлекательное, но до театра ему далеко. В цитированном уже интервью он признавался: «Кино для актера вообще не искусство, это дрянь и халтура. Вот сейчас я выйду на сцену и без дублей три часа отработаю. И если где-нибудь ошибусь — это мой прокол. А в кино если ошибусь, то эпизод переснимут, еще девять дублей сделают и выберут лучший…»