Виктор Астафьев

Вот поселок в окрестностях знаменитого Березова. Оттуда родом капитан рыбнадзорного катера, который нам дали на две недели. Мы пошли удить рыбу, а женщины — в дом капитана. У него был братишка двенадцати лет. Купаясь, тот обнаружил место, где когда-то затонуло суденышко. А вода выбрасывала на отмель предметы из прошлого. Встречались там довольно ценные серебряные и золотые веши.

Поездка была изумительная, экзотическая. Ханты в чумах. Отличная рыбалка. Вот мы на катере. Виктор увидел стаю уток, сел и стал стрелять. Тридцать уток подбил. Нырки. Они остаются на поверхности. Мы их сачком собрали, и больше не надо было думать в поездке о пропитании.

У меня был хороший спиннинг, но почему-то не ловилось. Бросил леску с куском мяса за борт, а сам пошел в каюту. Возвращаюсь, а моя леска утянута под брезент. Ага, думаю, издеваются, сапог прицепили или еще что. И так это небрежно тяну, а идет трудно. Наконец вытаскиваю крупную рыбину. Чир! Разрезали его со спины, чуть посолили. Двадцать минут полежал — и готов к употреблению. Ох, и вкусная рыба. Какой же был закусон.

Прошу Евгения Федоровича рассказать о других ярких встречах.

— Коля Рубцов бывал у меня здесь, в этом доме. Приходил с деревянным чемоданчиком, когда приезжал по делам в Москву. Однажды иду по коридору издательства, смотрю, он стоит. Грустный. «Ты чего такой мрачный?» — «Половину стихов из книжки выкинули». — «Покажи». Я прочитал — хорошие лирические стихи. Взял папку с отброшенными стихотворениями и пошел к главному редактору издательства Борису Соловьеву. Стихи Рубцова я тогда отстоял!

Был знаком и с Василием Шукшиным. Меня поразили, помню, сапоги в обтяжку, ножки тоненькие. Он издавал тогда книгу «Я пришел дать вам волю». Встретил его на лестнице. То да сё, покалякали, но беседа не складывается. «Что, — спрашиваю, — редактора заедают?» — «Да вовсе книга застряла». Вот те раз.

Пошел по кабинетам. «Что же не издаете такого интересного писателя?» — «Шукшин интересный?! — возражает мне одна наша руководящая дама. — Графоман. Таких к издательству близко подпускать нельзя». Спустя годы та дама первая о Васе книжку накатала. А я пошел дальше по кабинетам, но как-то на этот раз не складывалось. Говорю Васе: потерпи чуток, что-нибудь придумаю.

Буквально в ближайшие после разговора с Шукшиным дни мне звонит начальство — куратор из ЦК, женщина. А я был в тот момент секретарем партийной организации издательства. Звонит по поводу пьяных дебошей одного из наших заведующих редакцией: «Почему пьет ваш сотрудник, даже хулиганит!» Он кого-то по пьяному делу укусил. Мне вроде нагоняй. Будем исправляться, говорю. После этого она так вежливо меня спрашивает, есть ли у меня какие проблемы.

Вот, отвечаю, есть хорошая книга у Василия Шукшина, но застряла. Она отмолчалась, ни слова не сказала. Но потом позвонила директору: правда ли, что в издательстве есть хорошая книга Шукшина? «Да, мол, правда». — «Так что ж не издаете? Чего же хорошую книгу держите?» Он сразу команду: издать! Рад, что все же нашел я ход, чтобы защитить книгу писателя. Был рад, когда мог помогать ребятам…

— Евгений Федорович, а вы помните, как другую астафьевскую книгу оформляли, «Стародуб»?

— Она в «Советской России» выходила и называлась «Повести». А сосватала меня на эту работу Эльвира Розен, художественный редактор тамошний. Материал мне уже был знакомым, взялся с радостью.

— Как я понял, вы оформили около четырехсот книг. Все храните?

— Нет, конечно, только любимые. Например, «Дубровского» — одну из самых удачных работ. Есть среди них детские: «Похитители бриллиантов» Буссенара, «Семь подземных королей» Волкова…

— А портрет Виктора Астафьева в книжке издательства «Советская России» вами сделан?

— Кажется, да. Но надо уточнить у Юли. Мы многое вместе делали, не все можно теперь отделить…

Надеюсь, что истории, которые поведали мне Капустины, помогут читателю лучше постичь человеческие качества Астафьева. Рассказчиками Юлия Федоровна и Евгений Федорович были замечательными и, как истинно интеллигентные люди, не допускали каких-либо преувеличений или выдумок. В этом легко убедиться, ознакомившись с письмами Астафьева Капустиным. Переписка между ними столь обширна, что, пожалуй, «тянет» на небольшую самостоятельную книжку. Поэтому ниже помещена лишь часть этих писем, которые я отобрал, опираясь лишь на собственный вкус и полагая, что именно они представляют наибольший интерес для широкого круга читателей. По-моему, они не нуждаются в подробных комментариях, поскольку и без них дают богатую пишу для размышлений. Заметим только, что в нынешние годы, когда переписка едва ли не полностью перестала быть средством общения людей, мы уже не оставляем нашим наследникам таких живых бытовых свидетельств нашего существования, какие находим у Астафьева. А помимо прочего встречаем мы в этих посланиях писателя друзьям чудные пейзажные зарисовки, которые придают письмам настоящую художественную ценность.