— Бургомистр, штурм Фоссано — это последняя мера. К ней я сейчас не готов прибегнуть. Наверное, вы не совсем понимаете, что за люди собрались вокруг меня. Это грабители. Не удивляйтесь, не хватайтесь за сердце, я говорю так, как есть. Они будут грабить, и с этим ничего не поделаешь. Я обещал им в качестве оплаты замки и деньги. Много денег, столько нет ни у меня, ни у вас. Замков на всех не хватит, и моя армия начнет грабить. Если мы разгромим графа, то устроим марш по его владениям. Все, что попадется у нас на пути, будет разграблено. Я не смогу этому помешать. В мои полномочия входит лишь общее руководство армией и назначение вассалов. В этом смысл договора между моей армией и мной. Другим приказам она не будет повиноваться. Поэтому я стану всячески сопротивляться тому, чтобы эта армия штурмовала Фоссано. После штурма от города мало что останется, а он мне нужен целым и невредимым.
— Город в состоянии за себя постоять, господин барон! — Эжен гордо вскинул голову, показывая, что его так просто не запугать.
Я лишь поморщился.
— Да, я знаю. Стражники, ополчение… Это несерьезно, бургомистр. Ко мне сегодня пришли десять магов. Десять! И у них на всех наберется, может, несколько грошей состояния. Нет такого преступления, которое они не могли бы совершить ради хилы. Но, повторяю, я постараюсь не направлять армию на Фоссано.
Эжен достал из рукава белый батистовый платок и вытер лоб, на котором появилось несколько капель пота.
— Тогда чем вы мне угрожаете, если вообще угрожаете, господин барон?
Я завершил марш звонким ударом и произнес одно слово:
— Эмбарго.
— Что? Гм… вы не поясните свою мысль, господин барон? — Лицо у Эжена стало таким, будто он только что проглотил лимон.
— Поясню, конечно. Все замки вокруг Фоссано принадлежат мне. Я могу перекрыть дороги и не пускать в город, допустим, пшеницу. Или рыбу. Или мясо. Или вообще все продукты. А могу просто увеличить пошлину на них. Скажем, в пять раз. Или десять. Представляете, что скажут вам жители, бургомистр?
Эжен уже не смог сидеть на своем золоченом кресле. Он вскочил и забегал вдоль серебристого настенного ковра, смешно перебирая короткими ногами.
— Это серьезная угроза, господин барон! Но я смогу объяснить людям, кто всему виной!
Я встал со стула, подошел к бургомистрову креслу и, к изумлению собеседника, уселся на его место.
— Разумеется, вы объясните. Но проблема в том, что вы будете это объяснять, находясь внутри города, а я подожду вне его. Жителям до вас будет легче добраться, чем до меня. Боюсь, они не послушают голос правды, а пойдут по легкому пути. Сменят местную власть, которая не смогла со мной договориться.
— Встаньте с моего кресла, господин барон! — Эжен подпрыгнул от негодования. — Я поговорю с советом, расскажу им о ваших возмутительных предложениях!
— Бургомистр, не нужно волноваться, — примирительно сказал я, не двигаясь с места. — Уверен, нам удастся найти общий язык. Вот что вы лично теряете? Были бургомистром, станете управляющим или каким-нибудь вице-бургомистром. Ваш доход увеличится, я об этом позабочусь. Я дам дворянство вашим детям, и они смогут учиться в лучших местах. Это все будет, если вы согласитесь на мои предложения и поможете мне в войне с графом. Если не согласитесь, то я объявлю эмбарго, а лично вас разорю. Но если вдруг вы решите поддержать графа, то берегитесь, вы станете врагом для моей армии, и я не сумею обеспечить вашу безопасность. Подумайте, бургомистр. У вас три дня на размышления.
Глава 29
Когда я вернулся в Лиго, меня ожидали два неприятных известия. Во-первых, некоторые вновь прибывшие дворяне, вместо того чтобы принимать участие в тренировках, затеяли дуэли между собой. Во-вторых, какой-то любопытный балбес из приезжих сумел проникнуть в логово дядюшки Вилли, после чего потерял память и больше напоминал зомби, чем здравомыслящего человека.
Вопрос с дуэлями я закрыл просто: объявил, что все дуэли откладываются до окончания кампании. Когда граф будет разбит, дуэлянты могут делать, что хотят, но до этого дуэли запрещены под угрозой изгнания из лагеря или даже казни, если дуэль будет проведена с грубыми нарушениями Кодекса.
Затем я занялся неосторожным болваном, который проник к Вилли. Это был тщедушный смуглый дворянчик лет двадцати, по имени Эвон, прибывший из соседнего графства. Его исключительная худоба позволила как-то пролезть между прутьями зарешеченного окна полуподвального помещения, а затем он сумел пройти через дверь, которую я забыл запереть. Приятели этого осла утверждали, что когда он много выпивал, у него появлялось своеобразное хобби: просачиваться в запертые помещения. Это навело меня на мысль, что у Эвона изначально было не все в порядке с головой, а встреча с Вилли лишь ухудшила дело.
Я направлялся к Никеру, чтобы сдержать обещание насчет дядюшки, и взял Эвона с собой для иллюстрации возможностей главного врага деймолитов.
Мой друг уже мог сидеть. Я застал его за гимнастикой: Никер, одетый в красный халат, разрабатывал левую руку, используя бинты, скрученные в небольшой мяч.