Вигнолийский замок

Несмотря на то что дядюшка резко поменял тему, я сразу понял, что он имеет в виду бедолаг, которые встретились с его элитным големом, но выжили, а потом побежали в храм замаливать грехи, которых у них вовсе не было.

— Знаю, — со вздохом ответил я. — И неизвестно, во что это нам обойдется. Те двое наплели такого, что теперь жрецы относятся ко мне с еще большим подозрением.

Дядюшка рассмеялся коротким трескучим смехом. Он часто смеялся, когда разговор заходил о жрецах или священниках. Создавалось впечатление, что само упоминание о духовных пастырях настраивает его на веселый лад.

— Моя ошибка, — закончив смеяться, произнес Вилли. — Но кто же мог предугадать, что среди этого военного сброда найдутся двое, которые ни разу в жизни не совершили ни одного серьезного проступка? Увы, но я просто не смог их убить.

Глава 22

Утро ворвалось в окно розовыми лучами и пением птиц. Я сидел рядом с кроватью Никера и смотрел, как Вероника кормит моего друга с ложечки.

Девушка аккуратно зачерпывала суп из белой фарфоровой миски, подносила ложку ко рту, а потом вытирала подбородок и маленькие черные усы Никера мягкой салфеткой. Поэт воспринимал все спокойно. То ли боль мешала ему бунтовать, то ли он находил во всей этой кормежке что-то забавное.

Наконец Вероника закончила и ушла, забрав с собой все, кроме кувшина с водой и стеклянного стакана.

— Глотать больно, — шепотом сообщил мне Никер, — но вчера было еще хуже. Твоя Виолетта почти убедила меня в том, что пришла пора умирать.

— Не думай о ней. Думай о чем-нибудь приятном, — я подошел к окну и пошире раздвинул синие шторы.

— В Виолетте много чего приятного, — Никер попытался хохотнуть, но осекся и крепко сжал зубы.

— Я даже понимаю, почему ты ее никак не прогонишь, — после паузы добавил поэт. — Она услаждает взор. Кстати, я ведь видел дядюшку Вилли.

Мне показалось, что Никер шутит. Его доставили к дядюшке в бессознательном состоянии и в таком же состоянии вынесли оттуда.

— Я плохо помню, голова ничего не соображала, — продолжал Никер. — Помню лишь, что дядюшка сиял. Это был какой-то нестерпимый белый свет! Как ты на него смотришь? Или закрываешь глаза?

— Я не смотрю, а разговариваю с ним через стену. Так лучше для психики, — я увидел, как гонец влетел в ворота донжона, лихо спрыгнул с лошади и побежал к главной двери. — Понимаешь, деймолиты постарались на славу. Когда они создавали людских богов и монстров, то скрупулезно следовали каждой детали, описанной в священных книгах. Я допускаю, что некоторые создания получились ничего так. Ну, в смысле с ними можно было болтать с глазу на глаз, как с Фис, например. Дядюшка Вилли не такой. Когда на него смотришь, тебя пробирает ужас.

— Он что, бог смерти? Какой-нибудь Танат или Аид? — Никер попытался подвинуться на подушках, но ему удалось переместиться на полдюйма.

— Хуже. Дядюшка Вилли интересуется живыми гораздо больше, чем умершими. Ведь что делают боги смерти? Они собирают души умерших, а на живых никак не влияют. А если у людей вообще нет никакой души? Тогда боги смерти бесполезны. Дядюшка Вилли же пытается разузнать о каждом живущем. Как человек родился, где рос, чем занимался потом. Дядюшку действительно волнует, что человек делал и какими мотивами руководствовался! Если человек никуда не годный, вредоносный, преступный, то наш дядюшка считает его своим клиентом, так сказать. И знаешь, я думаю, что деймолиты действительно перестарались. Они повесили большую проблему не только себе на шею, но и нам, людям. Дядюшка Вилли… он ведь… почти как настоящий.

Раздался стук в дверь, и на пороге вновь предстала Вероника.

— Господин барон, прибыл гонец из Таглиата. Он привез письма. Говорит, что срочные. Вот!

Девушка протянула мне три свитка. Я быстро просмотрел их. Один был от жрецов Фоссано, которые настоятельно требовали встречи со мной, второй — от графа, а третий — от Эмилии.

— Иди, Вероника, спасибо, — я отпустил девушку и вернулся к Никеру. — Посмотри только, какой у нас стремительный граф! Я едва взял Буретто и Фужеро, как он уже прислал гневное письмо. И как успел? От нас до него почти полдня на хорошей лошади! Ему сообщили с помощью голема, не иначе.

— Чего он хочет? — процедил мой друг сквозь зубы. Никера прихватил приступ боли.

— Чтобы я приехал к нему. Видимо, поговорить по душам.

— Не едь, — Никер закрыл глаза. — Если ему так надо, пусть сам едет.

— Да, он приедет. Во главе армии, — зло усмехнулся я. — Ладно, подумаю, что ему ответить.

— А Эмилия что пишет?

Мои губы невольно сложились в широкую добрую улыбку.

— О, шахматистка Эмилия нашла ответ на твой вопрос. Помнишь, ты у нее спрашивал, как получилось, что алхимики, которые работают со взрывчатыми веществами, погибают? Оказывается, Эмилия об этом много думала и придумала наконец. Вот, послушай.

Я развернул письмо как заправский глашатай и принялся с выражением читать:

— «Дорогой господин барон! Я слышала, что наш друг Никер тяжело ранен. Признаться, эта весть лишила меня покоя, я не смогла заснуть и переживала…»

— «Наш друг», — повторил Никер, тоже улыбнувшись.