Видоизмененный углерод

Ортега подхватила мой намек так, будто занималась этим всю жизнь. Так подхватила бы его Сара. Оторвавшись от спинки кресла, она направилась к выходу.

— Ещё увидимся, Резерфорд, — лаконично бросила Ортега на прощание.

Мы вышли на веранду. Там нас ждал, скрестив руки на груди, ухмыляющийся верзила.

— А ты даже не думай об этом, — сказала Ортега.

Я ограничился тем, что кинул взгляд — такой, какой бы кинул на моем месте Элиас Райкер, — и стал спускаться вниз следом за ней.

Когда мы вернулись в машину, Ортега включила экран и стала наблюдать за информацией, поступающей от жучка.

— Куда ты его спрятал?

— В картину над камином. В угол рамы.

— Ты же понимаешь, его сразу найдут, — буркнула Ортега. — К тому же суд все равно не примет это в качестве доказательства.

— Знаю. Ты мне дважды говорила об этом. Главное другое. Если мы спугнули Резерфорда, он отреагирует немедленно.

— А ты полагаешь, мы его спугнули?

— Надеюсь.

— Так. — Ортега подозрительно посмотрела на меня. — А что такое это ретроассоциативное соучастие третьих лиц, мать его?

— Понятия не имею. Я сам придумал.

Она удивленно подняла брови.

— Не врешь?

— А ты клюнула, да? Знаешь, если бы меня, когда я это говорил, подключили к детектору лжи, я бы и его обманул. Метод посланников. Разумеется, Резерфорд быстро поймет, что его провели, но свое дело маленькая хитрость уже сделала.

— И какое же?

— Обеспечила поле деятельности. Ложь выводит противника из равновесия. Вынуждает действовать в непривычной обстановке. Резерфорд испугался, но когда я сказал о том, что Кадмии начнет говорить, он улыбнулся. — Я посмотрел через лобовое стекло машины на особняк, пытаясь сформулировать словами сигналы интуиции. — Услышав мои слова, Резерфорд испытал огромное облегчение. Вряд ли при обычном раскладе он бы это показал, но блеф сбил его с толку. А то обстоятельство, что ему известно нечто такое, чего не знаю я, явилось лучом стабильности. Это значит, что Резерфорду известно другое объяснение того, что Кадмин якобы сменил свою линию поведения. Ему известна истинная причина.

Ортега одобрительно хмыкнула.

— Весьма неплохо, Ковач. Тебе следовало бы работать в полиции. Ты обратил внимание на реакцию Резерфорда, когда я сообщила новости о поступке Кадмина? Он нисколько не удивился.

— Да. Он ждал этого. Или чего-то подобного.

— Да. — Ортега помолчала. — И вот этим ты зарабатываешь себе на жизнь?

— Время от времени. Дипломатические миссии, выполнение тайных поручений. На самом деле…

Я умолк, получив локтем в ребро. На экране монитора подобно клубку огненно-голубых змей раскрывались шифрованные сообщения.

— А вот и то, что нам нужно. Сеанс одновременной связи. Вероятно, Резерфорд общается с друзьями в виртуальном режиме, чтобы сэкономить время. Один, два, три — это в Нью-Йорк. Наверное, чтобы доложить своему руководству… Оп!

Экран, вспыхнув, погас.

— Кажется, наш жучок обнаружили, — заметил я.

— Ты прав. Вероятно, линия в Нью-Йорке оборудована датчиком, проверяющим наличие жучков на противоположном конце.

— Или в Нью-Йорке, или одна из двух других.

— Да. — Побегав пальцами по кнопкам, Ортега вывела на экран коды вызовов. — Все три линии установлены через закрытые каналы. Потребуется какое-то время, чтобы выяснить адресатов. Не желаешь перекусить?

Ветерану Корпуса чрезвычайных посланников не подобает жаловаться на тоску по дому. Если её не выжгло обучение, с ней давно должны были расправиться долгие годы пересылки в оцифрованном виде по всему Протекторату. Чрезвычайные посланники являются гражданами призрачного государства Здесь-и-Сейчас, не терпящего двойного гражданства. Прошлое имеет значение только в качестве информации, которая может оказаться полезной.

Но я ощутил именно тоску по дому, когда мы вошли в ресторан «Летучая рыбка», и аромат соусов, которые я в последний раз пробовал в Миллспорте, опутал меня дружескими щупальцами. Терияки, поджаренный темпура и тонкий привкус мисо. Я застыл на пороге, вспоминая тот раз. Забегаловка на берегу, в которой мы с Сарой отсиживались, пережидая, пока уляжется шум, вызванный налетом на биокорпорацию «Джемини». Мы не отрывали глаз от экранов с выпусками новостей и видеофона в углу, который должен был позвонить с минуты на минуту. Запотевшие окна и общество молчаливых миллспортских рыбаков.

А задолго до этого были изъеденные молью бумажные фонарики у дверей заведения Ватанабе в Ньюпесте. Моя кожа, скользкая и липкая от пота, вызванного ветром, дующим с юга, со стороны джунглей, а из больших зеркал на меня смотрят глаза, блестящие от тетрамета. И разговоры, более дешевые, чем миска риса, — о былых стычках, о связях с бандами якудза, о билетах на север и дальше, о новых оболочках и новых мирах. Старик Ватанабе сидел на крыльце вместе с нами, слушая и никогда не вмешиваясь, покуривая трубку и время от времени разглядывая в зеркале свое европейское лицо — как мне казалось, всегда с некоторым удивлением.