Хотя вещи случались ну невероятно смешные, просто невероятно смешные. Их даже нельзя назвать какими-то вообще ужасными. Ну была дико смешная история с произведением Леонида Ильича Брежнева «Малая Земля». Вот Леонид Ильич в сотрудничестве с каким-то корреспондентом, журналистом из «Комсомольской правды» сочинил вот это сочинение. И за это сочинение Леонид Ильич любил получать награды и общественное признание. Каким-то образом Леониду Ильичу удалось выхлопотать для себя Ленинскую премию. Он получил Ленинскую премию. И вокруг этого все номенклатурные массы делали такую ласковую волну, которая окатывала грудь и плечи нашего тогдашнего руководителя. И кто-то из руководителей кинематографии, по-моему Николай Трофимович Сизов, в разговоре с таким замечательным человеком и режиссером Евгением Семеновичем Матвеевым сказал: «Слушай, Женя, как ты похож на Брежнева. Боже мой, как ты похож на Брежнева!» И Матвеев пришел домой, стал рассматривать себя в зеркало и в ужасе или в счастье, я не знаю как, сказал себе: «Боже, как же я похож на Брежнева». После чего на «Мосфильме» началась великая чертовня. Николай Трофимович Сизов позвонил министру Филиппу Тимофеевичу Ермашу. Министр Ермаш позвонил в Центральный комитет Коммунистической партии. Из Центрального комитета Коммунистической партии сказали: «Валяйте!» А что валять-то? Оказывается, решили «свалять» экранизацию «Малой Земли», экранизацию самого Леонида Ильича Брежнева. В главной роли должен был быть Евгений Семенович Матвеев. Он же был должен и поставить картину. Закрыли, просто отгородили от живой жизни половину «Мосфильма». Там начались мощные подготовительные работы. Там лучшие гримеры подделывали Матвееву там бровки, еще там чего-то. Засняли кинопробы. И наступил момент, когда эти кинопробы нужно было показать Леониду Ильичу и вызвать у него чудесную, оживляющую волну радости, что вот Евгений Семенович Матвеев сыграет Леонида Ильича Брежнева и вся страна увидит, как это было прекрасно — отвоевать Малую Землю у фашистов и как чудесно себя вел полковник Брежнев в исполнении народного артиста Матвеева. Это была сказка. И в ощущении этой сказки поехал к Леониду Ильичу его помощник, который был консультантом по картине. Так говорят, я не был свидетелем, но говорят так: поехал Александров (это мне потом рассказывал Евгений Семенович Матвеев). Поехал Александров. И Александров показал Леониду Ильичу Брежневу пробу «Малой Земли». Тот долго смотрел в зале, потом показал на Матвеева так рукой на экране и говорит: «Это кто?» Настала чудовищная пауза. И кто-то ему говорит из присутствующих на просмотре: «Это вы, Леонид Ильич, в исполнении народного артиста СССР Матвеева». «Это не я, — сказал Леонид Ильич Брежнев. — Это не я. Я себя хорошо помню. Это не я, это другой». Страшная пауза, как в «Ревизоре». Включили свет. И после паузы кто-то спросил, спасая постановку уже, потому что реакция была совершенно неожиданная: «Леонид Ильич, а может быть, есть какой-то актер, которого вы хотели бы видеть в роли себя в „Малой Земле“?» И вдруг Леонид Ильич так слегка порозовел такой трогательнейшей такой алой краской и, потупив глаза в пол, сказал: «Хочу, чтобы был тот, который Штирлиц». Так Вячеслав Васильевич сделался всенародным чтецом «Малой Земли». Разумеется, другой не стал бы этого делать, может быть, даже гордился бы этим до смерти, что он этого не сделал. Вячеслав Васильевич это сделал, потому что Вячеслав Васильевич хорошо понимал, как важна в нашей жизни, в жизни нашего государства, в жизни нашей родины, да, вот та самая система «сдержек и противовесов», о которой говорил Борис Николаевич Ельцин. Который, кстати, умел ее осуществлять, эту систему «сдержек и противовесов».
Белый Бим Черное Ухо
Белый Бим Черное Ухо
Белый Бим Черное Ухо
У Вячеслава Васильевича была очень драматичная и очень трудная жизнь в годы перестройки…
Белый Бим Черное Ухо
Был трудный длительный период последних лет жизни, когда он ничего не говорил публично. Но внутренне он не принял ничего из того, что все называли периодом перестройки и демократизации. Ему было глубоко отвратительно все то, что произошло на Пятом съезде. Глубоко отвратительно, когда оскорбляли его друзей, с которыми он провел всю свою жизнь, когда говорили какие-то жуткие непонятности по поводу того, как прекрасно теперь будет устроена кинематографическая жизнь, когда удастся как бы в кратчайшие сроки сгондобить и отправить на тот свет Сергея Федоровича Бондарчука, Станислава Иосифовича Ростоцкого… Съезд был очень такой решительный. Такой немыслимо брутальный съезд… Ничего этого ему не хотелось, ему не хотелось абсолютно ничего из того, что там говорилось. Больше того, он ощущал все это как глубочайшее хулиганство, настоящее хулиганство, и не только словесное, а такое настоящее человеческое хулиганство. Вся его природа, вся его натура того самого великого аристократа из ремеслухи была против, была категорически против.