– Не уходи от темы. Ты все можешь мне рассказать, Клэй. Должна же я знать о тебе хоть что-нибудь, кроме того, что в постели ты Бог, – с флиртующими нотками в голосе, хвалю его я.
– Бог? Вау. Мне нравится. Другие ласковые слова я больше не принимаю.
– А так хотелось называть тебя малыш или котик, – ехидничаю я.
– Чем бы дитя не тешилось.
– И снова уходишь от темы, – парирую я, пытая закрытого Клэйтона.
– Мама была очень тревожной личностью, – пережевывая тост, начинает Клэйтон. – Невроз и депрессия – самые банальные из букета ее диагнозов. Она закрывала меня в чулане под лестницей. Да, прикинь. Прямо как Гарри Поттера.
– Но почему?
– По разным причинам. Сначала – потому что считала, что мир опасен для меня, и я могу умереть. Да…до меня у нее уже был ребенок. Мой брат. Он умер при странных обстоятельствах, ему не было и пяти лет. Она очень боялась потерять и меня, сходила с ума, страдала от параноидальных мыслей.
– И ты вообще не выходил? А как же школа? Встречи с друзьями? Как она вела себя перед органами опеки? Что насчет твоего отца?
– Отец ее бросил. Ушел в закат, – сухо поясняет Оушэн. – Меня она иногда выпускала, мы даже играли в идеальную семью. Моменты хорошие были, но помню я их смутно. Абсолютно все мое детство поглотила зияющая темнота. Поэтому…зачастую я вижу только ее, Мира.
– А потом? Когда ты стал подростком? Наверное, уже было куда сложнее просто запирать тебя в этом чулане…
– Она заразила меня одной мыслью. Сделала все, чтобы она коварно проросла в моей голове. Уверен, она живет во мне до сих пор, – с пустым взором продолжает рассказывать Оушэн, пока мое сердце переходит на бег. – Сказала, что в роду есть генетическое заболевание. Сказала…что отец бросил ее, когда узнал, что она забеременела и оставила ребенка. Он не хотел нести эту ответственность, вот и все. Эта женщина поселила во мне мысль, что я, возможно, болен. И могу быть опасен для окружающих. Я…не верил, я отрицал это, Мира. Но после определенных событий, я понял, что она может быть права.
– Каких событий, Клэй?
– Это неважно, – отрезает он. – Достаточно, Мира. Просто…достаточно.
– Мне очень жаль, – я вдруг понимаю, что не должна ковырять его душу дальше, поэтому просто накрываю ладонь Клэя своей, заглядывая в его сверкающие глубинами океана глаза.
– Я пошел в старшую школу. И был там аутсайдером. Классическая схема: меня дразнили, унижали, ненавидели. Однажды, я решил отомстить одному из своих главных обидчиков. Украл один компромат из его школьного ящика, и решил взять на понт: он должен был прыгнуть с самой высокой вышки для пловцов на предстоящей вечеринке.
– И..? Чем все закончилось?
– Для него – больницей, переломами и черепно-мозговой травмой. На самом деле, звучит жутко, но он остался жив. А я – сгорал от ненависти к самому себе и думал только о том, что я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Мать была права. Она правильно делала, что закрывала меня. Я не мог правильно справляться со своими эмоциями.
– Она тебя не научила, Оушэн. Ты ни в чем не виноват, – ощущая, как слезы начинают пощипывать веки, вставляю я. – Это не так. Ты не разрушаешь все, к чему прикасаешься. Это трагическая случайность. Совпадение.
– Мира, в моей жизни было еще много таких вот нехороших совпадений.
– Ты мне все можешь рассказать. Каждое…тебе станет легче, – соскакивая со стула, я просто обнимаю его, упираясь губами в висок. – Где твоя мама сейчас?
– Она совершила самоубийство на моих глазах.
Я обнимаю его еще крепче. Теперь мне многое становится ясно. Почему Оушэн такой закрытый, безэмоциональный и на первый взгляд даже бесчувственный. Любой бы на его месте наглухо закрыл свое сердце. Это элементарная и базовая самозащита.
– Ты не виноват, – тихо шепчу я.
– Я знаю. Знаю, – бесцветным голосом отвечает Клэй. Кажется, он уже жалеет, что настолько сильно открылся мне, но я это очень ценю.
– У всех свои уроки, своя драма. Мне очень жаль, что, будучи ребенком, ты увидел такой кошмар. Я очень тебе сочувствую. Но ты не виноват, Клэй. Ни в чем. И ты не разрушаешь все, к чему прикасаешься. Они сделали свой выбор сами…
– Нет! – вдруг рявкает Оушэн, заставляя меня вздрогнуть. Затем, добавляет, словно быстро одумавшись: – Прости, Мира. Но ты не знаешь, о чем говоришь.
– Ты видел своего отца, когда стал старше?
– Да. Он подошел ко мне на похоронах матери. Сейчас я изредка с ним общаюсь. Он неплохой человек, и я даже помог ему с одним бизнесом. У меня нет на него никаких обид. Мне хорошо одному. Как бы ужасно это ни звучало, но когда я остался один, я почувствовал облегчение. И свободу. Я был счастлив, что не вернусь в темную комнату. Но я ошибся…и я не могу хранить обиду на человека, который в какой-то момент жизни меня не выбрал. Он просто не выбрал меня, нас. Но он, по крайней мере, не уничтожал меня день за днем.
– И теперь ты сам выбираешь ничего не чувствовать?