Ветер в клетке

– Зачем ты пришла сюда, Мира? Тебе не стоило появляться в моем офисе, – быстро преодолев расстояние, между нами, Клэй подходит вплотную.

И это снова начинается. Ощущение характерных вибраций, пронизывающих все мое тело. От одного лишь его присутствия рядом кроет. Не уверена, что когда-либо испытывала нечто подобное. Но это чувство ни с чем не спутаешь. Ты всегда осознаешь, что это нечто особенное. То, мимо чего невозможно пройти мимо.

– Разворачивайся, – отдает глухой приказ Оушэн, глядя на дверь. Внезапно, я замечаю, что он тоже слегка нервничает. Как будто боится, что кто-нибудь вот-вот войдет в кабинет и станет свидетелем наших голодных и многозначительных взглядов, прилипших друг к другу. – Мы спустимся вниз и поговорим. В офисе слишком много посторонних ушей.

Я не успеваю ответить, как он открывает дверь, и вот я уже оказываюсь в коридоре под пристальным вниманием его секретаря. И я не понимаю, почему меня разглядывают с таким любопытством, словно заявившись в офис к Клэю, я совершила нечто антиморальное, неправильное, постыдное.

– Мисс Донаван уж уходит, Эрик. Прошу тебя не пускать ее больше в мой кабинет.

– Простите, но вы сами позволили, сэр…

– Я не хотел проблем с прессой на этой неделе. Ты знаешь правила: никаких женщин в моем офисе. А с мисс Донаван я договорюсь.

Честно, я ничего не понимаю. Почему никаких женщин в офисе? И действительно, только сейчас я замечаю, что в open spice пространстве его компании работают только мужчины. Это что за дискриминация по половому признаку?!

Клэй вызывает лифт и пропускает меня первой за зеркальную дверь.

Я прохожу внутрь, забиваясь в один из углов, облокотившись на поручень, обводящий весь периметр лифта. Оушэн, кажется, нервничает, но я совершенно не понимаю, почему и к тому же, тщательно это скрывает.

Наконец, двери с характерным звонком закрываются, и мы начинаем движение вниз. Я прицеливаю взгляд на Клэйтона, он отвечает мне взаимным взором, преисполненным огня. Между нами искрит ощутимое напряжение. Словно, нам чертовски хочется стоять вплотную друг к другу, но мы не можем себе этого позволить: поэтому, специально встали у противоположных стен лифта.

– Зачем ты пришла? – его голос звучит не совсем уверенно, как обычно. И я не понимаю, что выбило его из идеального состояния равновесия. Но это чертовски интересно.

– Поговорить с тобой. Нормально. Не в лифте…, – мягко начинаю я.

– У тебя тридцать секунд, пока спускаемся вниз, – отрезает Клэй, и его взгляд становится обжигающе холодным, равнодушным. Словно, он впервые в жизни меня видит.

Я согласна, я – никто для него. И все же, некий намек на близость у нас был. Хотя…для мужчин, взаимная мастурбация – далеко не повод для знакомства.

Меня задевает подобная холодность с его стороны, и я понимаю, что на моей искренней благодарности наше общение и закончится.

Всего тридцать секунд…мгновенно растягиваются на неизвестный промежуток времени, потому что лифт резко останавливается на половине пути.

– Упс. Не тридцать, – хихикнув, замечаю я, в надежде на то, что он найдет это совпадение забавным.

Оушэн заметно бледнеет. Клэй вдруг отворачивается к зеркальной стене лифта и нервно сжимает поручень. Но я все равно замечаю, как капли пота стекают по его вискам, разглядывая лицо мужчины в отражении.

– Что с тобой, Клэйтон? Мы должны просто позвонить в техническую поддержку. Нажать кнопку и все. Ты никогда не застревал в лифте?

– Я…я…, – севшим голосом шепчет Оушэн. Я замечаю, что его бьет мелкая, едва заметная дрожь. Он явно чертовски напуган произошедшим, буквально панически. Подобно тому, как была напугана я его смелой ездой в пустыне.

– У тебя клаустрофобия? – догадавшись, предполагаю я, на что он только коротко кивает.

– Но я могу. Я могу, – медленно и вкрадчиво произносит он. – Это контролировать. Я все могу контролировать.

И в этот момент ситуация усугубляется тем, что в кабинке гаснет свет. Клэй издает судорожный выдох, а я, с помощью фонарика на телефоне нахожу специальную emergency кнопку. В таких зданиях, сигнал о проблеме посылается автоматически, и все же, лишним не будет.

– Блядь. Свет, – рычит он, сильнее сжимая поручни до побелевших костяшек. Я опускаю телефон с фонариком на пол, чтобы облегчить наше пребывание в тесном заточении.

– Спокойно, Клэй, – шепчу я, мягко дотрагиваясь до его плеча. Кажется, мы поменялись ролями. – Дыши, хорошо? Мы скоро выберемся. Ничего страшного не происходит, – я знаю, что это почти бесполезно говорить человеку, страдающего клаустрофобией. Знаю, что его тошнит, кружит, а пульс отбивается в районе ушей и висков. Знаю, что он задыхается от фантомного кома в горле, а его воображение рисует ему жуткие картины, от которых он не может избавиться.

Наши детские травмы сильнее нас, это факт. Из какой бы стали мы ни были сделаны.

«Каждый день. Только я оказываюсь в темной комнате. Настолько темной, что глаза не привыкают. Никогда», – вспоминаю его слова.