Ближе к восьми часам вечера мы все садимся на раскладные стулья вокруг костра, и приступаем к трапезе. Шашлыки из курицы, горы риса и восточных сладостей возникли в пустыне, словно из ниоткуда. Подозреваю, что все привезли из города, так как в эти огромные машины поместился бы целый продуктовый магазин. Удивляться нечему, да и некогда – я почти не слушаю их деловые разговоры, устремляя взор на языки пламени и поглощая горячее блюдо.
От всего пережитого за день, меня слишком быстро и резко клонит в сон. Без лишних слов, я коротко киваю Оушэну и просто исчезаю в темно-синей палатке, радуясь тому факту, что смогу по-быстрому завернуться в одеяло, заснуть и избежать разговора с ним в тот момент, когда он тоже придет ночевать.
Мне не хочется оставаться с ним наедине в бодрствующем состоянии. Утром я намереваюсь покинуть палатку еще до того, как он откроет глаза.
Можете представить объем моего недовольства, когда внутри палатки я нахожу лишь одно одеяло и один спальный мешок? Оушэн явно не был готов к парному рандеву.
Закутавшись в кокон, я оставляю ему спальный мешок. Отворачиваюсь к тонкой стенке и отчаянно пытаюсь уснуть, но толком ничего не выходит. Так трудно расслабиться, когда твои базовые потребности не закрыты.
Я не знаю, что со мной будет, когда мы вернемся в Дубай из этого «веселого» путешествия.
Мне негде жить, мне нечего есть, нужно срочно искать клиентов.
Или можно вернуться домой…в Москву, где все вокруг напоминает мне о том, какая я неудачница. Незамужняя, бездетная, еще и та самая лохушка, которой успешный жених изменил с лучшей подругой.
Сложно. Все слишком сложно. И Оушэн такой непонятный. Он, конечно, помог мне с некоторыми проблемами, но его намерения насчет меня разгадать трудно.
Поцелуй…его поцелуй мог быть действительно той самой необходимой мне «первой помощью». Он ничего не значит. Это очевидно. У такого мужчины очередь из роскошных женщин, а я…моя не модельная фигура явно проигрывает на фоне идеальных кукол, которых он может снять щелчком пальцев.
К слову, на всем этом стрессе я немного схуднула.
Через несколько часов, я слышу, что он заползает в палатку. Подо мной словно песок проваливается от его вальяжных телодвижений.
– Спишь, Мира? Или притворяешься? – хриплым голосом интересуется Оушэн, заставляя меня слегка вздрогнуть.
Игнорирую его вопрос, не собираясь к нему поворачиваться и разговаривать с ним до завтрака.
– Имей в виду, что я не люблю, когда меня будят, – угрожающим тоном предупреждает Оушэн.
Мне с трудом удается сдержать смешок. С чего он взял, что я буду его будить? Я вообще не хочу с ним контактировать посреди ночи.
Пока я размышляю над его фразой, Оушэн уже засыпает. Я понимаю это по глубокому и медленному дыханию. Сама я не могу похвастаться тем, что с легкостью сегодня могу упасть в царство Морфея…бессонница мучает меня пару часов, а ближе к полуночи я и вовсе замерзаю так, что зубы начинают стучать.
Наверное, это связано с тем, что костер давно потушен, а в пустыне в это время года холодно по ночам.
Черт…я ненавижу, когда мне холодно. Для меня нет пытки страшнее. Я каждую зиму в России не живу, а выживаю, и с тоской вспоминаю декабрь в Германии, когда я по улице могла в кроссовках ходить.
– Оушэн! – шепчу я, пытаясь аккуратно разбудить мужчину.
Поворачиваюсь к нему и на мгновение замираю от этого зрелища.
Во рту мгновенно сохнет.
Он лишь наполовину укрыт спальным мешком. Судя по всему, ему совершенно не холодно, несмотря на то, что его торс полностью обнажен. И лучше бы я никогда не видела этой картины.
Он спит на спине, закинув руки за голову. Будто под солнцем загорает, черт подери, пока я умираю от холода.
Внешний вид его мощной фигуры заставляет мой разум плавиться. Он явно долго работал над рельефным торсом и внушительными бицепсами, покрытыми абстрактными замысловатыми татуировками. Я не могу разглядеть все в свете фонарика от телефона, но то, что я вижу, меня впечатляет. И чего там скрывать…возбуждает.
Мой взор плавно скользит по его горлу, острому кадыку, ныряет в выемку над ключицами, проходится по груди, прямо вместе с его дыханием…
В такт.
Когда я вновь называю его имя, пресс Оушэна сокращается, и я вдруг на мгновение представляю еще одну неприличную сцену со своим участием, где могла бы увидеть нечто подобное.
Боже, он настолько совершенен, что я едва сдерживаю себя, чтобы не прикоснуться к этому горячему океану. Хочется окунуться в него с головой…
И еще рот зашить себе хочется. Моя фигура далеко не так идеальна. Со Стейном как-то проще было даже рядом стоять. А тут приходится лежать в одной палатке с самим Греческим Богом.
Я, блядь, выиграла эту жизнь.
– Оушэн, проснись, – я легонько толкаю его, ощущая, что от холода меня начинает лихорадить. – Черт возьми, почему ты такой теплый? – с придыханием отмечаю я, насладившись жаром его кожи.
– Какого хрена ты не спишь? – я вдруг вскрикиваю от неожиданности, потому что Оушэн делает лишь одно резкое движение и прижимает меня к себе.