— Престижно, — щедро улыбнулся Семенов. — Все, что связано с подполковником Курбатовым, теперь престижно. И напрасно ваша разведка так не вовремя потеряла его. Мне бы и самому хотелось знать, где он сейчас.
— Видите ли, есть предположение, что он погиб, — неожиданно молвил Имоти.
— Вранье! — не задумываясь, возразил атаман.
— Остатки его группы были окружены где-то в районе Дона. У нас появились сведения из одного нашего калмыцкого источника.
— Вранье! В соболях-алмазах!
27
Под вечер, когда гости во главе с хозяином виллы «Эмилия» вернулись с прогулки по окрестностям озера, Скорцени узнал, что сюда неожиданно прибыл «отец Фау» Вернер фон Браун. Его появление, тем более под чужим именем, явилось для штурмбанн-фюрера сенсационной неожиданностью. На всякий случай он предупредил князя Боргезе, что истинное имя доктора Штрайде-ра должны знать только они двое. Во избежание…
Однако самого Вернера фон Брауна проблемы его инкогнито не волновали. Едва представившись, он сразу же настоял на том, чтобы Боргезе и Скорцени приняли его по весьма важному делу.
— Процедура приема сведена здесь до смехотворного предела, — заверил его Скорцени, вопросительно взглянув на князя. — Расстаться друг с другом на вилле куда труднее, чем встретиться.
— Лучше всего сделать это в моем кабинете, — предложил полковник Боргезе.
— Уверены, что он не прослушивается? — усомнился конструктор «Фау», за которым английская разведка охотилась уже довольно давно и за голову которого обещано чуть ли не миллион фунтов стерлингов. По мнению Скорцени, сюда, в Италию, конструктор решился прибыть только потому, что авторитет его «Фау» основательно упал. Одни ракеты взрывались еще при запуске, другие не долетали, а наиболее своенравные имели подлое обыкновение сбиваться с курса. Вот почему Скорцени и Боргезе пока что могли обойтись без фон Брауна, а фон Браун без них — нет.
— Кем прослушивается? — удивился Боргезе.
— Вы слишком беспечны.
— Но в самом деле — кем? Кто здесь осмелится подслушивать князя Боргезе? — Вся Италия знает, что скромностью своей князю Боргезе Рим не покорить. Но знает и то, что Рим покоряется чему угодно, только не скромности. — Это мои владения. Здесь моя вилла, моя охрана, мои камикадзе-коммандос… Пусть Бадольо и Муссолини скажут спасибо, что я до сих пор не объявил эту часть Италии своим княжеством. Или новой империей.
— Или новой империей, — с тоскливым педантизмом то ли согласился, то ли просто повторил главный конструктор. — Извините, я не владею достаточной информацией.
Сразу же чувствовалось, что кабинет Боргезе задумывался как сугубо домашний. Никакого стола, за которым можно было бы собирать гостей. Полки с книгами, журнальный столик, два кресла и письменный стол самого владетельного князя. Все пространство этой небольшой комнатки, свободное от шкафов и стеллажей, было заставлено макетами яхт, подводных лодок и прочих боевых кораблей. Если бы Скорцени не знал, с кем имеет дело, то решил бы, что попал в сугубо сухопутную каюту отставного морского волка.
Они уселись за столик, открыли бутылку корсиканского вина и, опустошив по бокалу, глубокодумно умолкли, будто рассчитывали, что разговор начнется сам собой, навеянный атмосферой этого укромного уголка. Однако молчание угрожающе затягивалось и становилось неприличным. В то же время «злой отчим Лондона»[25]по-прежнему делал вид, будто они собрались здесь вовсе не по его настоянию.
— Мне показалось, господин фон Браун, что у вас новости из Берлина, — наконец не удержался Скорцени.
— Мы можем говорить откровенно?
— Совершенно, — повертел между пальцами ножку своего розоватого бокала Скорцени.
— Помня, что обращаюсь к начальнику одного из отделов Главного управления имперской безопасности…
— Такое не забывается, — все еще предавался своему ироничнолегкомысленному настроению Скорцени. Однако фон Браун охладил его студеной грустью голубоватых близоруких глаз. Еще более бесстрастных, чем стекла старомодных очков в замусоленной металлической оправе.
— С вашего позволения, я хотел бы задать убедительно простой и прямой, как ствол полевого орудия, вопрос: что дальше?
Скорцени и Боргезе молча переглянулись.
Не найдя ответа, вновь глубокомысленно обратились
— Корсиканское вино наполняет нас духом Бонапарта, — объяснил этот порыв Скорцени.
— Я следил за тем, как оно наполняет вас духом Бонапарта, пока вы находились на Корсике, охотясь за Муссолини, — заверил его Боргезе, демонстративно теряя интерес к банальному вопросу фон Брауна. — Мне очень хотелось, чтобы эта ваша операция на
Санта-Маддалене удалась. Хотя, не скрою, завидовал вам. Спасителем дуче вполне мог бы выступить и мятежный князь Боргезе.
— Я отдавал себе отчет в этом. Кстати, кто там сейчас на Корсике? Уже американцы, англичане?
— Слава Богу, их не слышно еще и на Сардинии. Не терпится навестить Бонифачо с его «Солнечной Корсикой»?