— Она не слишком докучает, — сказал он, его голос был практически дразнящим, но не таким, словно он дразнил Мариэль. — Думаю, что придержу ее пока при себе.
— Так она все еще с тобой? — осведомилась Мариэль, но потом сменила свой курс, потому что ответ был очевиден, а Джаред опять стал выглядеть заскучавшим. — О чем ты с ней разговариваешь?
— Главным образом, она говорит мне все поджигать, — ответил Джаред. — Думаете, это хорошая идея?
Мариэль почувствовала, что привыкла к тому, с каким невозмутимым видом он все говорил. Она только подняла бровь.
— Она не говорит мне поджигать все, — через мгновение признал Джаред. — Она не такая. Она…Вы понимаете. Она милая. Она думает, что школа важна.
— Похоже, она милая, — осторожно сказала Мариэль. — Она похожа…возможно, немного похожа на маму?
Джаред снова улыбнулся, на этот раз, немного сверкнув зубами.
— Она совсем не похожа на маму.
— На твою маму?
— Да, — сказал Джаред. — Она всего лишь моего возраста. И моя мама меня не сильно любит. Я ее не виню.
— Ты не винишь свою маму за…думаешь, она тебя не любит? Джаред, уверена, это не так.
Джаред молчал и казался равнодушным, словно камень. Мариэль знала только один способ, при помощи которого его лицу можно было вернуть легкое воодушевление.
— Но она тебя любит? — спросила Мариэль. — Воображаемая подруга?
Еще мгновение Джаред молчал, хотя его лицо больше не было настолько похоже на камень.
— Да, — наконец, ответил он, его грубый голос стал немного нежнее. — А моя мама нет. А Вы считаете меня сумасшедшим, — добавил он, подобрав с пола рюкзак. — Вас я тоже не виню.
Сейчас он намеревался уйти; Мариэль не думала, что сможет его остановить.
— Я была бы рада, если бы ты снова ко мне зашел, — сказала она.
Мариэль понятия не имела, появится ли он.
И он пришел. Мариэль не знала точно, почему он это сделал; на протяжении нескольких дней она переживала, что его приход к ней был криком о помощи, который она неправильно истолковала.
Однако она заметила, что он замыкался на всех темах, кроме одной. Она, в конце концов, решила, что Джаред пришел к ней по той же причине, что и дети, примыкающие к кому-либо, кто согласится обсудить то, что им хочется: видеоигры или фильмы, лучшего друга, любимого родственника или влюбленность. Джареду хотелось поговорить о воображаемом друге, а обсудить его было не с кем.
— Она заставляет меня смеяться, — добровольно высказался Джаред на их третьем сеансе, при этом на его губах играла насмешливая улыбка, но она не была такой горькой, как раньше. — Иногда это бывает проблемой. Из-за этого срываются уроки. А я выгляжу сумасшедшим.
— Тебя это беспокоит? — спросила Мариэль.
— Нет, — ответил Джаред. — Это проблема, но мне нравится, когда она со мной разговаривает. Она забавная, и она…она добрая. Она рассказывает мне обо всех мистических книгах, которые ей нравится читать, тех, где дворецкий совершил убийство с помощью канделябра. Она живет в доме с соломенной крышей и у нее есть два брата.
— Кажется, что ты многое о ней знаешь, — произнесла Мариэль как можно более безучастно.
— Она больше не рассказывает мне столько же, сколько рассказывала в детстве, — сказал Джаред. — Но я все помню.
Ей было жалко его, ребенка, который рассказывал о воображаемом доме, доме того, кого он выдумал. Но также было очень странно видеть, как этот крупный, опасно выглядящий мальчик говорит о воображаемом друге, и в голове его засела глупая идея о девочке, которая живет в коттедже с соломенной крышей.
Его глаза загорались, когда Джаред о ней рассказывал, но этого огонька в них не было в другое время. Что было ужасно грустно.
Но также это немного пугало.
— Ты сказал мне, что думаешь придержать ее при себе, — отважилась произнести Мариэль, потому что единственное, что еще пришло ей на ум: «Может, твоей воображаемой подруге следовало бы получить воображаемый судебный запрет на приближение».
— Ага, — сказал Джаред.
Мариэль научилась пережидать паузы в его речи. На этот раз выражение лица Джареда не смягчилось: он следил за ней так, будто она была вором.
— Она моя, — произнес он. — Она — единственное, что когда-либо было моим собственным.
— Так у тебя нет никаких других родственников? — спросила Мариэль. — У тебя нет бабушек, дедушек или кузенов?
— Нет никого, кроме нас двоих, — ответил ей Джаред.
Мариэль не была уверена, подразумевал ли он себя и свою мать или себя и воображаемую девочку.
— У твоей подруги есть имя? — спросила Мариэль, которой было ужасно любопытно, как далеко зашла его иллюзия.
Джаред помедлил. Затем, словно он доверил ей секрет, он произнес:
— Кэми.
Мариэль много думала о том, что может означать его воображаемый друг; она взяла в библиотеке книги о шизофрении, но полностью их не прочитала. Эта болезнь была слишком обширной, слишком пугающей; когда она слишком много об этом думала, горизонт ее сознания темнел от паники. Она просто учитель искусства; она хотела ему помочь, но не могла помочь с чем-то подобным.