- Рабочие Петрограда это нам доставляли, а теперь они не работают, бастуют, требуют увеличения платы. Кроме того, - англичанам и французам хорошо назначать день всеобщего наступления до десятого апреля по новому стилю, а у нас в это время - половодье, везде разливы рек и речек. Одним словом, положение такое: немцы могут устроить баню нам в любой точке и даже в ста точках сразу!
- Почему же они этого не делают? - не понял сына Алексей Фомич.
- А чего они будут кормить пленных наших солдат? У них и без того есть два с половиной миллиона пленных с одного только русского фронта. Они, эти немецкие генералы - Гинденбурги и людендорфы - воевать умеют: линию Западного своего фронта они выпрямили: на сто шестьдесят километров она стала меньше, освободилось сорок дивизий, и этого вполне довольно, чтобы им резать русский фронт где угодно, как мясо ножом! Они этого пока не делают, а зашевелись мы, выйди из окопов, - что им помешает где угодно зайти нам в тыл? Перед выпиской из госпиталя я слышал, что все наши запасы продовольствия измеряются несколькими днями: на двенадцать дней, - только и всего! А Нивель, главнокомандующий французов, требует непременного наступления всем фронтом в конце марта по нашему стилю!
- Значит, теперь же должны готовиться? Понимаю... Но почему же нашими войсками командует какой-то Нивель?
- Потому, что мы были куплены за огромный заем, - вот почему! Мы пушечное мясо французов... Когда немцы перебили всех сингалезцев под Верденом, туда погнали наши корпуса... А теперь наша революция взбесила наших хозяев в Париже: тоже нашли время, когда революцию делать! И вот теперь министр обороны или военный - Гучков наседает на Алексеева, Милюков-Дарданелльский - министр иностранных дел - хоть сейчас готов толкнуть в наступление миллионы наших солдат и офицеров: "А то не получим от союзников Дарданеллы!" А русские солдаты предпочитают убивать своих офицеров, чтобы через них французские генералы Нивели и прочие ими не командовали... И солдаты бегут, бегут неудержимо! И никакие полевые суды удержать их не могут.
- Ты таких ужасов нам насказал, - поежился Алексей Фомич, - что я уж не удивлюсь, если увижу немецких солдат у нас в Крыму!
- Вполне возможна такая картина, - согласился Ваня. - Вполне возможна... Одним словом, события были большие, а ожидают нас огромнейшие... И пока что я в твоей рубахе и в твоем старом пиджаке чувствую себя в полной безопасности, а может случиться и так, что и они не спасут, что через какой-нибудь месяц и они не спасут: все может полететь кверху ногами.
Алексей Фомич долго смотрел на сына, пившего в это время десятый стакан чаю, и проговорил, наконец:
- К ци-ви-ли-зации рвутся люди, это их законное право. Только вот меня интересует: а как все-таки пойдет дальше? Ты был там, в самой гуще, два с половиной года, тебе виднее, чем мне: как может пойти дальше? Не может ли случиться так, что и из других армий, даже из германской, начнут бежать домой, а? Из французской армии тоже могут бежать, - если, разумеется, побегут из германской; ну, а австрийцам и сам бог велел на Вену, оперетки Штрауса слушать... Не может ли так случиться, а? Как ты полагаешь?
- То есть, это чтобы и там началась революция, как у нас? - качнул отрицательно головой Ваня. - Не-ет, они там, то есть правительство германское, а также австрийское, - нашим пленным читают лекции о революции, это я слышал, а чтобы у себя, - не-ет, этого они не допустят.
- Постой-ка, ты какую-то ересь и дичь понес... Тебе говорили, а ты повторяешь, как попугай! Какие такие лекции нашим пленным? Зачем им это?
- Как же так зачем? Расчет у них очень понятный, - зарокотал Ваня. Два с половиной миллиона, говорят, наших пленных в одной Германии, - это ли не сила? Пять-шесть огромных армий. Их там обучают, как им сподручнее будет отнимать земли у помещиков, и выпустят к нам через границу: идите, действуйте в этом духе! Они и пойдут чесать.
- А за ними Вильгельм?
- А за ними, конечно, Вильгельм, чтобы занять территорию нашу до Урала.
- Ты-ы... ты, кажется, чью-то шутку принял всерьез, а? От тебя станет!
- На шутку это чем не похоже? Похожа, как гвоздь на панихиду, - угрюмо отозвался Ваня.
- Два с половиной миллиона даровых рабочих чтобы выпустил такой хозяйственный народ, как немцы? - искренне возмутился Сыромолотов-отец.
- Даровых, да не очень, - пояснил ему Ваня. - Эту рабочую силу кормить надо, а чем? Из Румынии вывезли недавно хлеб, это так, а надолго его хватит? А хлеб теперь и есть самое дорогое, именно хлеб, а совсем не какие-то бумажки всех цветов радуги и не почтовые марки... Выпустят два с половиной миллиона ртов, чтобы от них избавиться, - это с одной стороны, и чтобы они у нас все подчистую съели, - с другой стороны.
- Если это действительно будет так, как ты сказал, то план этот... план этот какой-то даже и не человеческий. Вот что значит заниматься всю жизнь свою искусством и никогда не соваться в политику. За это мне и наказание.
- Как это тебе наказание? - буркнул Ваня и посмотрел на отца, взметнув брови.