Веселое горе — любовь.

— Ешь суп, — не поднимая головы от тарелки, проворчал Кочемасов. — Простынет.

Варавва уныло хлебал суп и думал. Видно, что-то сломалось в его судьбе, если никто с ним не хочет считаться. А может быть, он просто попал в никудышную компанию.

Варавва привык верить, что у него счастливая судьба. Сын крупного хозяйственника, в школе он учился легко и весело. Чувствовал, что учителя относятся к нему почтительно. Не понимал: перекладывают на мальчишку долю уважения к его отцу.

Наверно, поэтому Васька очень удивился и даже оторопел, когда его не приняли в Мурманский учительский институт. Он долго выяснял у секретарши директора, отчего не приняли, и, узнав, что безнадежно провалился на экзаменах, иронически усмехнулся:

— Знаем мы эти экзамены! Везде знакомство нужно.

Мать, обняв сына, плакала, а отец, подымив трубкой, бодро подмигнул Ваське:

— Не беда. Поработай немного руками. И я свой хлеб не языком зарабатывал.

И Васька стал служить страховым агентом. Если подумать, это была неплохая служба.

Васька уверил себя, что он простой средний человек и ему незачем трепать себе нервы на ответственной работе.

Девчонку в жены себе подыскал тоже среднюю — по красоте, по должности.

— Эх, дура ты! — вслух сказал Васька, обжигаясь жидким супом. — И чего тебе надо было?

— Кто дура? — поинтересовался Кочемасов.

— Никто... — спешно ответил Варавва. — Так я. «Это она, Настя, толкнула его сюда. Девчонка! Даже самые глупые и тихие из девчонок, и те норовят взять в мужья героев или, на крайний случай, капитанов каботажных судов. Смирный обстоятельный человек нынче совсем не в цене. Глупо! Он мог бы прожить и без Насти. Что она? Нос пуговицей, среднее образование и пятьдесят рублей в месяц на рыбкомбинате.

Можно было найти не хуже. А теперь вот приходится пропадать».

Васька тяжело вздохнул, и ему стало жалко себя.

Сначала задача экспедиции казалась несложной и нетрудной. Надо обследовать побережье и найти места для временных пристаней.

Настя рассказывала об этом с таким жаром, будто предстояло ехать за золотом Пусть она думает, что Васька послушался ее. Смешно! Стал бы он ввязываться в это дело, если б не заработок. Ну да! Держи карман!

И вот, когда они уже совсем закончили здесь дело, снег повалил клочьями и перевал занесло.

В первые два дня еще надеялись, что упряжки пробьются на полуостров. Потом поняли: их отрезало и помощи не будет.

Пока можно было выходить на волю, Сероштан отправлялся с Мальчиком на берег — ловил в заливе треску на поддев. Залив, куда заходили теплые воды течения, клубился паром, и соленые брызги застывали на полушубке Сероштана.

Но потом стало сильно мести, придуло снег к палатке, и выходить на воздух было уже нельзя.

Еще через сутки совсем разненастилось. Угрожала голодная смерть. А тут приходилось скармливать запасы пиши собаке и голубям!

Сероштан понимал, что не только Варавва, но и Кочемасов может взбунтоваться против этого и потребует зарезать сначала голубей, а потом собаку. Три дня голодной жизни уже выбили из колеи Ваську. Кочемасов еще держится, но кто знает — что́ у него на душе?

— Ах, боже мой! — грустно вздохнул Варавва. — В крюк меня жизнь согнула.

Кочемасов хмуро сдвинул брови, сказал:

— Не так ахнул, — переахай.

— Полно вам перебраниваться, — вмешался Сероштан. — Из-за пустяков-то.

— Ад какой-то, — жалко пролепетал Варавва.

— Ничего, и в аду люди живут, — примирительно промолвил Сероштан. — Давайте-ка, я вам расскажу что-нибудь.

— Расскажи, — без особого желания согласился Кочемасов.

— Ты где воевал, Иван? — спросил Сероштан, хотя и знал, что Кочемасов всю Отечественную провел в Заполярье. — Вот как! И я тут тоже помучился. Что говорить, — потерли снежок локтями...

В тоне Андрея Кочемасов услышал необычные ноты и испытующе взглянул на товарища. «Никогда он раньше про мучения свои не вспоминал. С чего бы это?».

— Зацепило меня как-то осколком, — перехватив взгляд Кочемасова, продолжал Сероштан. — Ну, лежу. Морозом сковало.

— Как это? — поинтересовался Варавва. — А отчего ж тебя санитары не взяли?

— Близко к немцу лежал. Шли за мной наши — под пули попадали.

Сероштан почти прикрыл глаза, будто старался памятью увидеть прошедшее время.

— Решил я: конец...

— И помер? — насмешливо поинтересовался Варавва, еще не догадываясь, куда гнет Сероштан, но уже понимая, что не зря завел он этот разговор.

— Нет, не помер. Пробился ко мне санитар на собачьей упряжке. По конец жизни я тому санитару и тем собакам благодарен буду.

«Вон оно что! — смутно догадался Васька. — Юколу Сероштан для Мальчика выторговывает!».

— А голуби?... — тянул Варавва, не решаясь на открытую резкость. — Голуби тебе... того... не помогали?

— Помогали, — хмуро подтвердил Сероштан, сделав вид, что не заметил Васькиной иронии. — Жить помогали.

И добавил, упрямо поиграв желваками скул:

— Интересней жить помогали.

Варавва старался скрыть раздражение. «В конце концов, черт с ним — с Андреем! Он может таскать за собой и собаку и птиц. Но не сейчас. Пропадем с голода».

Несколько минут все молчали.