Весь шар земной...

Серьезная размолвка не имела характера склоки, которая возникла между Пири и Куком. Однако обмен колкостями был довольно резким. И, увы, во многом взаимно несправедливым.

Об исчезновении «Италии» Амундсен услышал на банкете в Осло, столице Норвегии. Его осторожно спросили, как он относится к этому событию. Он ответил, что готов без промедления принять участие в спасательных операциях.

Началась энергичная подготовка. Амундсен надеялся с помощью Элсуорта купить самолет типа «Дорнье-Валь», который был ему знаком по арктическим полетам. Но американец согласился дать лишь четверть нужной суммы.

Тогда Амундсен принял предложение французского военного летчика Рене Гильбо. Тот готов был лететь с норвежцем на самолете «Латам», правда, гораздо менее приспособленном для полярных перелетов, чем «Дорнье-Валь».

18 июня 1928 года «Латам» стартовал из норвежского города Тромсе… Памятник великому норвежцу — на зеленой лужайке. Меня привели сюда члены Арктического общества Тромсе, объединившего путешественников, старых полярных капитанов и пилотов, людей молчаливых и неторопливых.

Руал Амундсен смотрит на крутые зеленые склоны за синью пролива. Он видит их последний раз. Он не знает, что прощается с ними, с родной Норвегией, флаг которой подарил обоим полюсам Земли.

В левой руке у него небольшой свиток. Может, карта, может, сводка погоды. Погода в тот день была так себе, но он решил лететь.

Голова его не покрыта, капюшон полярного костюма откинут назад. Сейчас он шагнет к берегу, где его ждут…

Те, кто ждал его на «Латаме», поименованы на плите, вделанной в розоватый гранит рядом с памятником. Французы Гильбо, Дитрихсен, Валенте, де Курвиль, Брази…

Обнажив головы, молча стоим у памятника.

Вчера в Арктическом обществе мне показывали снимки «Латама». Это хрупкий биплан, летающая лодка с поплавками на концах крыльев. Там же хранится сделанный уже на борту самолета последний снимок Амундсена. Поразительно: он в легкой кепке и в плаще. Будто собрался на короткую прогулку по фиорду.

Спрашиваю члена правления общества Коре Педерсена: верно ли, что на «Латаме» не было достаточного запаса продовольствия, что сам Амундсен взял с собой пакет с бутербродами? Ведь это так не похоже на него, умевшего рассчитывать все при снаряжении экспедиций.

Вместо ответа Коре Педерсен пожимает плечами. Потом говорит:

— Этот полет — последняя загадка Амундсена.

Он добавляет, что среди провожавших Амундсена были люди, с которыми того связывала давняя дружба. Но никому из них он не сказал, куда именно летит, каков маршрут «Латама». Можно только гадать. К лагерю Нобиле? Вряд ли. Координаты «красной палатки» были уже известны. Амундсен не из тех людей, которые ходят проторенными тропами. Можно предположить, что, скорее всего, он вылетел на поиски группы Алессандрини.

Да, этот полет — загадка. Вылетели не утром, а четыре часа спустя после полудня. Запас горючего был ограничен. В случае вынужденных посадок и неблагоприятной погоды его могло хватить лишь на часть обратного пути.

А ведь не кто иной, как Амундсен, настойчиво повторял, что при полете в неизведанные области Арктики воздушные экспедиции должны отправляться не только с достаточным запасом горючего, но и непременно на двух самолетах, чтобы уменьшить риск.

Журналистка Элла Максимова, много и интересно писавшая обо всем, что связано с катастрофой «Италии», пришла к такому, пусть не бесспорному выводу, который объясняет кажущееся необъяснимым:

«Хочется думать, что, пытаясь спасти экипаж «Италии», Амундсен спасал и себя — от суетных страстей, налипших на него в последние годы. Должна была произойти трагедия, чтобы он вдруг понял, как унизительно мелка их ссора с Нобиле. Он торопился убедиться в том, что он человек. Не национальный герой, не историческая личность, просто — человек.

«Он победил меня», — говорят, эти слова произнес потрясенный Нобиле, узнав из сообщений радио, что на помощь вылетает Амундсен».

Никто не знает, как и где погиб великий норвежец. Думают, что «Латам» был в воздухе часа два, может быть — четыре, когда произошло нечто. Скорее всего, над Баренцевым морем.

Под осень рыбаки нашли пробитый поплавок «Латама». Потом бак из-под бензина. На нем была пластинка с названием самолета, оплавленная огнем…

От имени норвежского народа Фритьоф Нансен опустил в море венок. В венке не было цветов. Его выковали из железа.

*

Конец двадцатых годов.

Исковерканные обломки гондол «Италии» носятся где-то на льдинах, гонимых ветрами в океане. Или, быть может, покоятся на его дне. Катастрофа и поиски уцелевших обошлись человечеству в семнадцать жизней, считая экипаж «Латама» и погибших при возвращении на родину трех итальянских летчиков.

Так нужно ли строить дирижабли и дальше?

Все-таки нужно! У самолетов еще слишком слабы крылья, и никто не скажет достоверно, как скоро они окрепнут. Дирижабли еще не отжили свой век.

Строит их и Советский Союз. У нас огромные пространства и плохие дороги. В тридцатых годах появляется лозунг: «Даешь советский дирижабль!»