Читаем Вертер Ниланд полностью

Вертер Ниланд

«Рассказ — страниц, скажем, на сорок, — означает для меня сотни четыре листов писанины, сокращений, скомканной бумаги. Собственно, в этом и есть вся литература, все искусство: победить хаос. Взять верх над хаосом и подчинить его себе. Господь создал все из ничего, будучи и в то же время не будучи отрицанием самого себя. Ни изменить этого, ни соучаствовать в этом человек не может. Но он может, словно ангел Господень, обнаружить порядок там, где прежде царила неразбериха, и тем самым явить Господа себе и другим». Герард Реве (1923–2006) «"Вертер Ниланд" — бесспорный шедевр нидерландской литературы». Ричард Хейзинг

Герард Реве

Современная русская и зарубежная проза18+
<p>Герард Реве</p><p>ВЕРТЕР НИЛАНД</p>

Редакторы: Елена Антонова, Дмитрий Волчек

Оригинал-макет и верстка: Сергей Фёдоров

Обложка: Алексей Кропин

Руководство изданием: Дмитрий Боченков

© G. A. van Oorschot, 1949, 1961

© Митин журнал, 2009

© Ольга Гришина, 2009

© Светлана Захарова, 2009

<p><strong>Вертер Ниланд</strong></p>

Как-то раз декабрьским днем, в среду, — стояла хмурая погода, — я пытался открутить водосточную трубу позади дома; однако у меня ничего не вышло. Тогда я принялся дробить топором тонкие ветки смородины на столбике садовой изгороди. Было все так же пасмурно.

Придумать другого занятия я не смог и потому отправился к Дирку Хейвелбергу. (Он, помнится, жил неподалеку от нас. В четыре года он все еще не умел говорить; до трех лет ходил, упираясь ладонями в пол. Я помню, как он, когда мы были маленькими, на всех четырех, не сгибая рук и ног, с размаху налетел на нашу кухонную дверь, возвестив свое появление пронзительными воплями. Он ел на улице конский навоз, если его на это подбивали. Он и позже по-прежнему быстро бегал на четвереньках, и речь давалась ему нелегко. Охотно, с некоторой даже гордостью, он рассказывал, что у него чересчур длинный язык и слишком слабая уздечка: в подтверждение он принимался яростно щелкать языком. Вот и в этот осенний полдень, в своей комнате, он говорил все также с трудом и нечетко, спотыкаясь на словах. Он по-прежнему был мал ростом. Мне в то время было одиннадцать лет.)

В гостях у него был незнакомый мне мальчик, изжелта-бледный. Стоя у окна, он нерешительно и застенчиво поздоровался со мной.

— Это Вертер Ниланд, — сказал Дирк.

Они строили из конструктора какой-то подъемник, который должен был работать от маленькой ветряной мельницы, но к ней самой еще не приступали.

— Лучше сначала мельницу сделать, — предложил я. — Она гораздо важнее. Только когда знаешь, какая в ней сила, сможешь рассчитать, как тебе строить кран. И какое колесо взять, маленькое или большое. Кстати, — продолжал я, — нужно выбрать начальника стоительства. Лучше всего того, кто рядом с мельницей живет, или неподалеку. — Последние слова я произнес тихо, так что они их не расслышали. Воцарилось некоторое молчание, заполнившее маленькую темную комнату. (Обои в ней были темно-коричневые, вся деревянная отделка выкрашена в темно-зеленый, а вязаные крючком занавески — цвета терракоты.)

Пока длилось молчание, я украдкой рассматривал новенького. Он был худой и долговязый, ростом чуть выше меня. На лице его были написаны безразличие и скука; толстые, влажные губы он чересчур выпячивал вперед. У него были глубоко посаженные, темные глаза и черные курчавые волосы. Лоб — низкий, кожа лица — неровная и обветренная. Мной овладело желание как-нибудь помучить его или исподтишка насолить.

— А ты, Вертер, не думаешь, что сначала нам нужно мельницу построить? — спросил я.

— Да, хорошо, — равнодушно ответил он, не глядя на меня.

«Он — зверь, который любит полакомиться, — сказал я себе, — знаю, знаю». Пока Дирк что-то свинчивал, мы смотрели в окно, на перекопанный сад; на голой земле лежала старая лохань и пара выщербленных досок. Между крыш висел влажный туман и стелился дым. Я подошел к Вертеру вплотную и так, чтобы ни один из них не заметил, несколько раз коротко ткнул кулаком в его сторону.

Хотя Дирк тоже согласился с моим предложением насчет мельницы, мы не стали ее строить, а просто сидели, ничего не делая.

— Вы, конечно, можете не строить никаких мельниц, если не хотите, — сказал я. — Но это очень глупо, тут ведь можно всякому научиться.

Стало смеркаться.

— Слушай, Вертер, — сказал я. — А в доме, где ты живешь, там сильно сквозит? — Он не ответил. — Я ведь могу прийти помочь, — продолжал я, — мы построим мельницу, и она будет вертеть тебе всякие штуки на кухне. Я это запросто смогу, потому что время у меня есть. А пообещать и не сделать, — я не из таких. — Я лихорадочно изыскивал возможность попасть к нему домой.

Вертер не обратил внимания на мои слова, возможно, оттого, что я говорил слишком тихо, и потому что мы прислушивались к приглушенной музыке по радио, доносившейся до нас из передних комнат.

Вечерело, когда мы вышли из дому и побрели втроем по улице. Уже зажглись уличные фонари. Вертер заявил, что ему нужно домой; мы по-прежнему не оставляли его. Он жил на верхнем этаже многоэтажного дома, на углу, где заканчивалась застройка и открывался вид на обширный парк, простиравшийся до самой дамбы.

— Да, ты знаешь, — громко сказал я, — когда задувает, тут много ветра: сразу заметно. У вас есть веранда?

Вертер, однако, ни одного из нас не пустил наверх. Когда он уже стоял в дверях, я подошел к нему вплотную и так, чтобы не слышал Дирк, торопливо спросил, когда мне можно будет прийти строить мельницу.

— По субботам после обеда ребятам можно ко мне приходить, — сказал он и закрыл дверь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги