Вершины и пропасти

– Ваша правда. Вспоминаю, когда немцы наступали на Париж, он как бы слился с фронтом. На улице не мог показаться здоровый молодой человек, чтобы его не освистали и не осмеяли. Все автомобили были посланы на фронт! Все увеселения закрыты. Всё население работало над защитой своей страны! Самих себя! А у нас… Я был в Харькове незадолго до его оставления. Одних кабаре – десяток! И все битком! Пьянство, спекуляция. А я выступал там в это время в холодной зале перед немногочисленной публикой. Читал им лекцию на тему «Подвиг фронта и задачи тыла». Кажется, без особого успеха. Те, кто пришли и кутались в шубы, всё понимали сами. Те, кто сидел по кабакам в тепле и уюте, меня не слышали. Да и не проняло бы, я думаю…

– Небывалая мерзость!

– Пётр Андреевич, вам нельзя так волноваться, ведь у вас сердце, – робко вставила Наталья Фёдоровна, подавая Роде миску с непонятным, но довольно аппетитно пахнущим варевом.

– Плевать на сердце! – махнул рукой Вигель.

Всё внутри Петра Андреевича клокотало от негодования, от созерцания какой-то нескончаемой глупости, сокрушающей всё в последние годы. Почему пало Царское правительство? Враньё, что из-за революции! Из-за социальных причин! Из-за козней врагов! В первую голову, от собственной глупости пало! От чего гиб теперь безнадёжно Юг? Да от того же самого! О неимения нужных людей на нужных местах! И если бы людей, в самом деле, не было! Но – были же! Умница Кривошеин был! Только позови, только дай работать ему! Дай сформировать правительство! И горы бы свернуло оно! И – не дали. Только недавно по настоянию общественности на должность начальника снабжения расщедрились неохотно. Косились на него из Екатеринодара, как на слишком правого. А думал Вигель, что не столько в правости дело было. А – боялись. Сильной фигуры боялись. Боялись, что такая личность всю власть под себя подомнёт, что властью делиться придётся. Боялись рядом с ним не потянуть. Мелочное самолюбие выше всего оказалось! Князь Павел Дмитрич, впрочем, не согласен с этим был:

– Вы преувеличиваете, Пётр Андреевич. Я не раз встречался с Антоном Ивановичем, и могу вам сказать искренне: это рыцарь, настоящий рыцарь и патриот России. Вспомните, как просто он признал власть адмирала Колчака!

– Так ведь Колчак был далеко! Такое признание никоим образом не сковывало его. Тем более, что наступать стали в противоположную от Колчака сторону… Зато какое честовоздаяние было получено!

– Очень уж вы зло судите, Пётр Андреевич. Деникин допустил немало ошибок, но в его личном благородстве я не сомневаюсь.

– Самое лучшее, что бы мог он теперь сделать, как честный человек и патриот, это уйти, пока ещё не стало окончательно поздно. Если уже не стало…

– Хотите менять коней на переправе?

– Хуже от этого не будет!

– Хотите видеть на посту Верховного генерала Врангеля? – продолжал угадывать Долгоруков, закуривая трубку.

– Да, хочу, – честно ответил Вигель. – Я знаю его, как человека незаурядных способностей и большой личной порядочности.

– Ходят слухи, что сторонники барона готовят переворот. Будто бы даже митрополит Вениамин принимает в этом участие. Не слышали вы ничего об этом?

– Слышал. Но не верю. Тому, во всяком случае, что сам Пётр Николаевич принимает в этом участие. В Ставке верят глупым сплетням и наветам разных бессовестных деятелей, имеющих на барона зуб. Опять-таки, дорогой князь, всё упирается в личное самолюбие! Именно на нём сыграли заинтересованные лица, и Деникин увидел в Петре Николаевиче соперника, взревновал! И кому прок о того, что в такой момент командующий, обладающий таким талантом, сидит без дела в Новороссийске?! Только не армии! Только не России!