Вершины и пропасти

В шатре, тесном и косоватом, места хватало лишь для ложа – и небольшой подушки, брошенной у входа. Тут было свежо и царил полумрак. Дёран сидел у подвёрнутого полога, где было достаточно дневного света, и аккуратно, неторопливо обновлял краску на лице. Окунал кисть в чёрный цвет, вёл по веку вдоль ресниц, делал росчерк к виску, затем брал другую кисть, потоньше, макал уже в красную баночку и выводил над первой линией не то зигзаг, не то завиток…

Алар моргнул; глаза отчего-то болели, как если посмотреть на солнце.

– Все сказители мажутся, как наложницы у богатого вельможи? – брякнул он, не подумав, и тут же прикусил язык. Но Дёран не обиделся вовсе – наоборот, рассмеялся:

– О, им до нашего брата далеко, поверь. Да и это сейчас придворные кокетки выбеливают лица и рисуют их заново, а зубы чернят. А лет семьсот назад признанные красавицы заплетали волосы в косы, лица скрывали под вуалями и носили хисты настолько плотные, что под ними нельзя было различить даже очертания тела… Чем больше девица напоминала бессловесный призрак, тем она красивей считалась. Другое дело мужчины! Вышитые одежды, золотая и серебряная парча, узоры на лице, замысловатые причёски… И я, уж поверь, был самым мужественным из всех, – подмигнул Дёран заговорщически. – Волосы отрастил до пят, и на причёску уходило по три ларца драгоценных бусин. Рукава у меня были такими широкими, что спускались до земли; а как я лицо расписывал! Одних помад ящик был, любого цвета, какого пожелаешь. – Он снова коротко рассмеялся и так же резко умолк. – Да, весёлые были времена. Нынче совсем иное считается красивым – да и правильным тоже.

Дёран поставил обе баночки в шкатулку и, встряхнув кисти, убрал их туда же. Крышка опустилась с громким сухим щелчком. Алар сглотнул; кожа у него покрылась мурашками, словно у испуганного или озябшего мальчишки.

– Кто ты? – спросил он тихо.

– Спрашивал ведь уже, зачем повторяешься? – мягко улыбнулся Дёран в ответ. И – отвернулся в сторону; его профиль на фоне светлого проёма в шатре выглядел словно бы вырезанным из плотной бумаги. – Я жил, как все, и особой судьбы себе не желал. Всегда любил одну женщину, на других и не смотрел, но, пожалуй, заранее смирился с тем, что однажды забуду её – как и всю прежнюю жизнь. Так и случилось. Вот только она не смирилась, видишь ли, и попыталась вернуть меня прежнего… Но эстре не стать снова кимортом, не поможет ни камень памяти, ни целебные элексиры. Она не теряла надежды; река судьбы то разносила нас далеко друг от друга, то сводила вновь, и я сам не заметил, как снова полюбил – ту же самую женщину, что и в прошлой, утерянной жизни. Однако понял это, когда было уже слишком поздно. Она отчаялась; а отчаяние, знаешь ли, толкает на безрассудные поступки. Например, вмешаться в чужую войну – будто там своих мертвецов мало… И лишь тогда, лишившись её во второй раз, окончательно, навсегда, я вспомнил.

Звезда спутника тревожно замерцала, но Алару было не до неё – он сам догадался, что к чему.

«Эхо Миштар».

– А ты…

– А я вернулся в Шимру, – грубо перебил его Дёран, по-прежнему глядя в сторону, куда-то между сумраком в шатре и жарким светом снаружи. – Пытался разыскать нашу дочь, но она и знать меня не желала. Я уходил и возвращался; смотрел, как она брала учеников, как влюблялась, воспитывала детей; те взрослели в свою очередь и тоже заводили семьи… На правнуках я сбился со счёта и перестал следить. Только изредка навещал дочь, наблюдал издали. А потом, на излёте жизни, за несколько лет до сброса она взяла ученика – мальчишку из семьи, древностью способной поспорить с ишмой; умного мальчишку, талант-ливого, но, вот беда, рано осиротевшего, – тихо произнёс сказитель и обернулся к Алару. – В наставницу он, конечно, влюбился без памяти и, когда её настиг сброс, ринулся из столицы прочь. Отыскать, вернуть… Я не выдержал и вмешался.

Алар с трудом вдохнул; голова у него шла кругом.

– Тот мальчишка… Его ведь звали Алаойш Та-ци, верно?

– Алиш, – ответил Дёран спокойно и снова положил ему руку на грудь, заставляя вернуться на ложе. – Тише, отдыхай, куда ты рвёшься… Я не собираюсь уходить, так что позже договорим. Покуда спи.

И хотелось возразить, но сердце по-прежнему колотилось как заполошное, и слабость никуда не делась. Алар послушно лёг и закрыл глаза; в зыбкой темноте плавали яркие пятна.

– Значит, Миштар…

– Вот она-то никогда красавицей не была, – донеслось откуда-то издали, точно с другого конца света – или времён. – Долговязая, чуть сутулая, волосы обрезала нещадно; глазищи как у птицы, круглые и жёлтые… Да, не красавица – а всё же чудо как хороша, лучше её не было и нет. А уж упрямства и вовсе хватило бы на тысячу придворных кокеток, ещё и осталось бы… Ты спи, спи.

Навалилось беспамятство; в следующий раз Алар очнулся на излёте ночи, и Дёрана нигде не было видно, зато на подушке для сидения свернулась калачиком Тайра, уставшая настолько, что она даже не почувствовала, как её перенесли на постель.