Вершины и пропасти

– Короткая записка с несколькими словами, расположенными друг под другом: «тринадцать», «дым», «дом под домом»… И ещё одно редкое слово на старом диалекте, которое означает «человек, пожирающий членов своей семьи», – добавила она, поколебавшись. – Это бранное слово, однако он не стал бы писать его тайным храмовым шифром в важном донесении.

– Значит, он написал именно то, что имел в виду, – улыбнулся Алар, точно зная, что улыбка его сейчас выглядит неприятно. – Осталось понять, было ли то поэтическое сравнение, или там и впрямь люди друг друга поедают… Это всё?

– Есть ещё обрывок карты, – ответила жрица. – Неточной и плохой; но ведь такому, как ты, не нужна целая карта, чтобы найти человека, который её начертал.

– Нет. Не нужна. Но мне понадобятся тхарги, вода и пища… Да, и ещё заготовка для поискового маятника.

Жрица улыбнулась:

– Ты получишь их к середине ночи.

Они покинули Кашим за два часа до рассвета – на трёх быстрых тхаргах, с запасом питья и еды на несколько дней. Дёран прекрасно держался верхом, словно прежде ему не раз приходилось передвигаться по пустыне на ящерах, и Рейна поехала именно с ним. Алар тоже быстро вспомнил, что делать с поводьями: спутник, по счастью, не посчитал знание запретным. Сложности возникли у Тайры – тхарги с их выпуклыми глазами и цветными гребнями на головах пугали её, но освоилась она быстро – все кьярчи точно в седле родились и с любыми скакунами обращались ловко.

В темноте пустыня была совсем иной.

Розоватые пески выглядели серыми и источали холод; до самого горизонта – только дюны и дюны, едва ощутимый ветер и тишина. Когда огни Кашима скрылись, стало казаться, что в целом мире ничего нет, кроме песка – и шелестящего звука, с которым тхарги взбирались на барханы, и дыхания, и шороха одежд. Глубокий купол неба на западе потемнел до черноты, а на востоке начал белеть, и звёзды там словно истончались, медленно выцветая. Один из полумесяцев уже опустился за край земли, другой, бледный и тонкий, висел низко-низко – огромный, красноватый из-за дымки. Воздух пах чем-то безжизненным, минеральным, сухим; изредка веяло жухлыми травами и пылью… а ещё северными цветами, ишмиратским прозрачным мёдом и вином – когда Дёран поднимал руку, чтобы поправить тюрбан, и одежды у него немного распахивались.

Аромат казался Алару смутно знакомым – по той, прошлой жизни.

На дневной привал они остановились в тени большой скалы. Жрица выделила им не только тхаргов, но и плотную ткань, из которой можно было соорудить подобие шатра, а ещё два камня, охлаждающий и светоносный, потому убежище получилось хоть и тесным, но удобным. Тайра ворчала, что ни за что не уснёт – и что после такой скачки искупаться бы.

– Рейна, помнишь, как я тебя в Шуду учил умываться одной горстью воды? – спросил Алар, не отвлекаясь от обустройства лагеря: тхарги хорошо переносили зной, но им требовался навес от ветра. – Вот умой её. Заодно потренируешься.

Девочка просияла и схватила флягу. Тайра сообразила, что ей грозит, и юркнула шатёр, спасаясь, но где там! И полминуты не прошло, как послышались визги.

– Развлекаешься или отвлекаешь? – понятливо улыбнулся Дёран.

Он сидел тут же, в тени от скалы, и усиливающаяся жара словно бы нисколько его не беспокоила. Уродливые перчатки лежали на песке, как сброшенная змеиная кожа; тонкие пальцы с зачернёнными кончиками нежно перебирали струны, и тихая музыка летела над барханами, смешиваясь с ветром.

– И то и другое, – вздохнул Алар; закончив с навесом для тхаргов, он достал самодельный мирцитовый маятник и обрывок карты. – Кто знает, что будет завтра? Пусть хоть сегодня подурачатся… Была б моя воля, я бы их вовсе не тащил сюда.

Пальцы, ласкающие семиструнку, замерли. Дёран глянул исподлобья, внимательно и остро.

– И всё же ты рад, что идёшь не один.

«Да», – подумал Алар.

А вслух сказал:

– Мне на маятнике бы сосредоточиться…

…Когда он заглянул в шатёр, то увидел, что Рейна и Тайра крепко спят – в обнимку, как сёстры, такие похожие – и уязвимые сейчас.

Просыпаться пришлось за несколько часов до заката, чтобы завершить путешествие до рассвета. Жрица уверяла, что оазиса они достигнут к следующему утру, если станут двигаться только по темноте, но, к удивлению Алара, ещё в середине ночи запах пустыни вдруг изменился. Повеяло чем-то сладковатым, дымным – и горьким одновременно. Маятник в руке странно дёрнулся…

– Дурман! – выкрикнула вдруг Тайра, вскидывая руку: перстень на безымянном пальце у неё ярко опалесцировал. – Яд в воздухе!

Иных пояснений и не потребовалось.

Пожалуй, Алар был готов к этому с тех пор, как столкнулся с дружинниками, похитившими Рейну – и ждал даже.

Раз – спутник очутился в мече.

Два – и морт, неохотно отозвавшись, расплескалась вокруг, вместе с вдохом вошла в лёгкие, вытесняя отраву.

Три – и воздух на три шага вокруг очистился, потрескивая, и повеяло вдруг свежестью, как после дождя.