Его меховая накидка уже валялась в ногах, истоптанная; вся почва вокруг была взрыта, опалена, изуродована ударами морт-мечей. Эсхейд побелела от напряжения, и лицо у неё покрылось испариной, а одна из кос была срезана вражеским кликом так, что висок казался выбритым. Лорге Захаиру, впрочем, тоже изрядно досталось: пот каплями летел с него в стороны, жилы на голове вздулись так, что проступали даже под волосами, а глаза налились кровью. Мечом он вращал с натугой, но каждый удар наносил с такой силой, что, хоть и не задевал Эсхейд, воздушная волна заставляла её отшатнуться.
– Ха! – выдыхал он хрипло перед каждой атакой. – Ха-а-а…
Фог стало жутко; появилась даже мысль вмешаться, но Сэрим, точно почуяв это, ухватился за край бирюзовой хисты и пробормотал:
– Погоди-ка. Она ведь не просто так отступает. Вот ведь хитроумная женщина…
«Почему хитроумная?» – хотела спросить Фог, но присмотрелась и поняла.
Эсхейд всякий раз отступала не назад, а немного вбок – и словно бы шла по кругу и вела противника за собой. Дружинники – и его, и её – стояли на расстоянии неплотным, рыхлым кольцом, но не колотили мечами в щиты и не покрикивали одобрительно, как во время поединка с Миррой, а помалкивали и лишь напряжённо наблюдали. Видно, потому что решалось сейчас что-то несоизмеримо более важное – значит, и вмешаться было бы подлостью… Но когда лорга, преследуя Эсхейд, наступил на собственную меховую накидку и на мгновение потерял равновесие, многие не сдержались – послышались возгласы, почти заглушившие звук, с которым клинок лязгнул о клинок.
…наместница, кажется, вложила в удар всю силу, какая в ней была.
Лорга выпустил меч из рук и тяжело опрокинулся навзничь, как огромный жук. Ропот вокруг стал громче – и резко стих, когда Эсхейд, откинув уцелевшую косу за спину, приставила острие меча к горлу врага, наступив ему на грудь, и спросила отчётливо:
– Где моя дочь? Отвечай!
– Х-ха… ты, сумасшедшая… я не знаю, – прохрипел лорга; попытался сплюнуть – не вышло, слюна стекла из уголка рта.
– Отвечай, – повторила Эсхейд чуть тише – и опустила меч ниже. – Или я отсеку тебе голову прямо сейчас.
На сей раз он молчал долго – и, верно, не заговорил бы вовсе, если б не появился у него на горле короткий надрез – и тонкая нитка крови не побежала бы вбок, по сморщенной коже, в мятый воротник.
– На юге, – ответил лорга тихо. – Если она ещё жива, то ищи её на юге, в оазисе за Кашимом.
Эсхейд замерла – а затем обернулась яростно:
– Эй, люди, вы слышали? Слышали его ответ? – и рявкнула лорге: – Поднимайся и бери меч! Ну! Ну же!
Когда тяжёлый сапог наместницы исчез с его груди, лорга некоторое время лежал неподвижно, выдыхая тяжело. Затем поднялся; подобрал меч… и попытался наискосок резануть.
Не мечом – морт-кинжалом, спрятанным в рукаве.
Эсхейд точно этого ждала.
Ещё быстрее, чем он завершил движение, она рубанула в ответ с ошеломляющей силой – отсекла разом руку до локтя, пропорола кожаный доспех, усиленный морт, вскрыла рёбра. Лорга отлетел на несколько шагов и тяжело рухнул набок – да так и замер. Эсхейд, впрочем, не устояла на месте тоже – её мотнуло назад от собственного же удара, но она всё же удержалась на ногах.
И подняла меч в знак победы.
– Бой был честным! – крикнула она, по кругу оглядывая всех собравшихся. – И вы видели, чем он кончился! Победа! Моя! Правда! Моя!
Голос её был твёрд, но в глазах блестели слёзы.
А дружинники, стоявшие поодаль кольцом, сперва молчали; но затем послышался один выкрик, и другой, и третий… и все до одного кричали одно и то же:
– Лорга! Лорга Эсхейд! Лорга Эсхейд!
– На время, – отвечала она. – Пока не появится кто-то более достойный.
Взгляд у неё был пустой.
Захаира унесли – ещё живого, но явно доживающего последние часы. Собрали и других раненых… и мертвецов, которых оказалось хоть и много, но не столько, сколько могло быть, если б подземные твари всё же вырвались бы наружу. Фог рвалась помочь – хоть куда-то, хоть кому-то, но её шатало и мутило одновременно, а под конец вывернуло – почти насухо, желчью.
– Пустите, я могу спасти, – шептала она, чувствуя, как закатываются глаза. – И там твари сбежали, я…
– Доверь это другим, – прозвучал ворчливый голос Сэрима.
Фог не хотела.
Она пыталась рассказать про мальчика-киморта, про то, что раскол мог вызвать в городе обрушения, по вырвавшихся чудовищ, про сбежавшую Дуэсу и странные слова, брошенные ею напоследок, но язык ворочался с трудом. Сидше умыл её водой из фляги и дал немного попить; у питья был сладковато-травяной привкус, и тело после него сделалось тяжёлым, но хоть перестало трясти. Тогда она позволила наконец себя увести – и уложить на постель под красным бархатным пологом, на красные простыни.
– Тише, тише, – сказала темнота голосом Зиты. – Умаялась же девочка…
И Фог провалилась в сон.
Забытьё было тревожным.
Ей снился странный дирижабль, объятый морт, точно пламенем; снился учитель – такой же, как прежде, а всё же не такой, поседевший, одетый на пустынный манер, но с прежними зелёными глазами; снилось озеро, в котором вода вдруг начинала бурлить, как в кипящем котле…