Вершины и пропасти

– Только не сейчас, – шептал он, протягивая окровавленные пальцы к сердито мерцающей звезде. – Пожалуйста, не сейчас… Помоги, не оставь, Алаойш Та-ци…

Зрение сузилось до одного маленького кружка, и сквозь этот кружок – дырку в мути и темноте – виднелась только жаркая, смертоносная волна.

Две всадницы исчезли.

«Я смогу, – подумал Алар. – Я заставлю себя, я… не может же быть так…»

А потом всё померкло.

Когда он очнулся, то ощутил сперва страшную тяжесть. Затем – жажду.

Сел, выпрямился под шелест песка, скатывающегося по отвердевшей накидке, ставшей как щит, как заслон. Когда удалось её изменить и защититься от атаки из лагеря Радхаба, Алар не помнил, зато прекрасно помнил, что предшествовало этому.

«Рейна, – пронеслось в голове. – И Тайра».

Солнце, розовое, золотое, жаркое, уже приподнялось над горизонтом на целую ладонь; вокруг, насколько хватало глаз, простирались безмятежные, ровные пески с плавными изгибами дюн. Вражеский лагерь исчез – вновь скрылся за мороком; место, где должно было оставаться войско храма и отряд Ачира, растворилось в ослепительном солнечном свете.

Стояла мертвенная, стеклянная тишина.

На негнущихся ногах Алар шагнул вперёд, затем назад. Морт почти не слушалась, ускользала от прикосновения, точно дым, а звезда спутника мерцала то ярче, то тусклее, и гудела настырно, как жучиный рой.

Под рёбрами болело; воздух комом вставал в груди.

Нигде – ни на тысячу шагов вперёд, ни на тысячу шагов назад – не было видно живого человека.

– Я опоздал, – сказал Алар, но собственного голоса не услышал. В глаза точно попал мелкий, колючий песок. – Опоздал.

Спутник – предавший, не ответивший на мольбу – бесстыже горел над плечом.

Как ложное солнце.

Алар ненавидел себя, беспомощного, бесполезного, слабого… но ещё больше ненавидел его. И когда эта ненависть перехлестнула через край, когда забила горло, не давая вдохнуть, он окутал собственную ладонь морт – и схватил спутника.

А потом сдавил – так сильно, как смог.

…это было словно вонзить себе нож в живот и медленно, с усилием вести вверх, нажимая на скользкую рукоять дрожащими ладонями.

«Вот бы я умер, – подумал Алар отстранённо, глядя, как звезда корчится у него в руке. – Нет. Вот бы меня не было с самого начала. Тогда бы я ничего не испортил. Тогда бы я…»

И начал вспоминать.

…дом, всегда холодный и пустой. Некогда процветающий, но нынче покинутый: древний, могущественный род Та-ци за несколько веков захирел, истощился из-за кровосмесительных браков. Алаойш был младшим из сыновей, и единственным здоровым – и то оттого, что мать зачала его от странника-эстры.

Наверное, когда-то она была красивой и полной жизни.

Теперь она почти не выходит из покоев и не делает ничего; пожелтевшая, истощённая и сухая, как надломленная ветка.

От неё плохо пахнет; Алаойш побаивается её.

– Аше-аше, – вдруг слышит от. – Поздно же я собралась навестить подругу… Погоди-ка, а дитя живое! Тебя как звать?

Он с трудом поднимает голову и видит женщину с короткими светлыми волосами, почти белыми; глаза у неё прозрачно-жёлтые, круглые и добрые.

– Алиш, – называет он своё имя.

От женщины исходит свет – яркий, тёплый, живой.

– Ну что, Алиш Та-ци, пойдёшь ко мне в ученики?

Звезда спутника хрустит в кулаке, словно она сделана изо льда; осколки холодят руку, проникают в надрез от клинка, и рука начинает неметь.

…когда наставница исчезает, он пускается на поиски, хотя и точно знает, что не сумеет её догнать. В момент сброса киморт может переместиться очень далеко, на край земли – туда, куда позовёт морт.

И собственная мечта.