Вершины и пропасти

…Дуэса, по счастью, действовала небрежно – и не успела натворить ничего непоправимого. Но лечение требовало времени, которым они сейчас не располагали, и, пожалуй, знаний. Но знания могли дать в цехе, так что Фогарту это не смущало – зато смущало кое-что другое.

– Ты ведь ощущаешь морт, – не то спросила, не то предположила она.

Сидше быстро глянул на неё из-под ресниц, но не тронулся с места, точно опасался двинуться лишний раз.

– Да. Как тепло или холод. Иногда как туман или перо, скользящее по коже.

Фог вспомнила с необыкновенной ясностью, где и как сейчас касалась его морт, и ей стало разом жарко – и появилось вдруг странное чувство, будто она сейчас заявила на него, на Сидше, свои права.

– Тебя можно излечить! – выпалила она скороговоркой, отступая на полшага, и сцепила руки за спиной в замок. – Это будет даже не очень сложно, просто нужно выбрать свободный день и, наверное, спросить совета у кого-то сведущего в лекарских делах. Учитель бы, думаю, мог помочь, если б вспомнил… Словом, ты реши, хочешь ли излечиться или нет, а я всё сделаю, как скажешь!

– Как я скажу? – Сидше чуть выгнул брови.

– Не стану же я тебя лечить насильно, – смущённо ответила Фог, утыкаясь взглядом в пол, там, где мыски её разношенных серых сапожек были аккурат напротив бархатистых чёрных туфель Сидше, изящно облегающих ступню. – Захочешь ли ты быть отцом или нет – только тебе решать. И той женщине ещё, которую ты выберешь, – добавила она очень тихо.

– Этому тебя тоже учитель научил?

– Ну… да? – ответила она осторожно. – Если добро нести не спросясь, то можно причинить много бед. А разве не так?

– Фог.

– Да?

– Посмотри на меня.

Она послушно задрала подбородок – и едва успела ощутить-распробовать короткий, лёгкий поцелуй на губах прежде, чем Сидше отпрянул и со вздохом отступил в сторону, вплотную к смотровому стеклу.

– Я передумал, не смотри, – произнёс он негромко. – Мне хотелось бы сказать теперь сейчас: да, излечи меня; оставайся со мной, ясноокая дева, даже когда никто не останется… Но я не могу. Ты говорила, что опасаешься столкнуться с Дуэсой лицом к лицу? Так вот, я тоже боюсь. Я повстречал её ещё мальчишкой; я знаю её долгих двадцать четыре года. Она столько раз на части меня разбивала, а затем собирала вновь, что мне кажется – исчезни она, и я исчезну следом. И даже сейчас я хотел бы очутиться с ней лицом к лицу и спросить… сам не знаю что.

Фог переступила с ноги на ногу, стараясь не сопеть обиженно, как дитя.

– Ты любил её? – спросила она.

– Да, очень, – спокойно признал Сидше. Или не спокойно: дыхание у него по-прежнему оставалось неровным. – Даже после того как она меня превратила в калеку.

«А после того как продала в рабство?» – хотела спросить Фог, но вместо этого у неё вырвалось:

– Она красивее меня.

– Нет, не красивее, – ответил Сидше. И прижал к стеклу ладонь. – Дело не в этом. Посмотри вокруг: весь этот мир – вершины и пропасти, всё в непроглядной тьме. Я люблю тебя; и люблю наблюдать за тем, как разгорается рассвет и уходит ночь, но мне кажется, что я должен уйти вместе с ней. А ты…

Фог слушала его – с нарастающим гневом и не пониманием; не на него сердилась, конечно, а на что – сама не знала. На судьбу? На Дуэсу? На собственную недогадливость и слепоту? А затем перебила его просто, приказав:

– Помолчи. И закрой глаза. И не открывай, пока не скажу.

Ей было немого страшно пробовать новый фокус; нет, она знала, как устроены человеческие глаза и в чём они подобны линзам окулюса, да и с морт научилась обращаться куда как лучше с тех пор, как сбежала из дома… Но всё равно не верила до конца, что получится.

– А теперь смотри.

…уже по тому, как расширились у Сидше зрачки, она поняла: получилось.

Горы и долины внизу вовсе не были чёрными и мрачными. Их пронизывала морт, живая, сияющая; потоки и ручьи, текущие вверх вопреки всем законам мироздания, облака и спирали; молочно-белые, золотистые, лиловые, голубые, зеленоватые, пурпурные. Они изменялись, растворялись и возникали снова.

Тьма вокруг не была сплошной – она дышала жизнью и светом.

– Вот это мир, – сказала тихо Фог, не зная, как ещё убедить, показать… как излечить то, что лечению не поддаётся. – Он красивый, правда. Надо только разглядеть… И ты красивый тоже – и очень сильный, потому что поступал по-своему, как правильно. И я бы хотела… я бы хотела с тобой…

Она сконфузилась и умолкла.

Сидше обернулся к ней, как зачарованный; в глазах у него отражался рассвет.

– Чтобы ты хотела со мной сделать?

– Уложить спать наконец, – раздался у дверей голос, ворчливый, скрипучий и самую малость сердитый. Фог, уже привставшая на цыпочки для поцелуя, шарахнулась назад; Сидше тоже резко выпрямился, принимая невозмутимый вид. – Потому что негоже четвёртую ночь подряд крохами сна перебиваться.

Сэрим стоял у входа в навигаторскую – взъерошенный, в криво запахнутой хисте, с неизменной флейтой в длинных, немного узловатых пальцах.

– Ты… – начала было Фог, и он поморщился.