Я выкатилась из ванной и наткнулась на маму, держащую в руках большую кастрюлю.
– На, – она ткнула в меня кастрюлей, – этому твоему… чудовищу. Он вон здоровый какой, а что там той говядины было…
Мама грустно вздохнула, а я почувствовала себя виноватой. Думаю, что любого другого советского ребенка за покражу полутора килограммов говядины самого бы подали к столу запеченным с яблоками.
– Мам, прости… – начала я, но она меня прервала:
– Ничего, у меня там еще фарш был. Котлеты сделаю. У тебя ведь не так много капризов, детка. – Мама была какой-то необычно печальной. – Совсем немного. Ничего-то тебе не надо, ничего не просишь, даже книжки свои сама покупаешь…
– Мам, ты что? – спросила я, но мама только покачала головой и сунула мне кастрюлю в руки. – Спасибо, мама, – сказала я, но, заглянув в кастрюлю, мысленно застонала и воспроизвела пару матерных композиций из репертуара наших конюхов. Там были макароны – в мясном бульоне и с кусками сырого мяса, да, но – макароны.
Служебной собаке… макароны… ужас! Однако, успокоив себя банальным «на войне как на войне» и «один раз – не пидорас», я снова сказала:
– Спасибо.
Но мама не зря жила с моим папой десять лет.
– Я знаю, что ему не надо давать мучного, просто больше ничего нет. – Она вздохнула и погладила меня по макушке. – Не беспокойся. У дяди Степана сегодня нет лекций, он сказал, что все купит. Ты только скажи, что надо. – Она снова вздохнула и задумчиво добавила: – Может, он и прав. Ты все время учишься. Или занимаешься. Не бегаешь с другими детьми… так хоть с собакой…
Я рассмеялась и потерлась лбом об ее плечо:
– Мам, я бегаю с другими детьми. Кроссы. Три раза в неделю…
– Да ну тебя. – Мама сунула мне в карман каких-то денег. – Вот, купи псу ошейник и поводок… и намордник. – Голос ее стал строже. – Обязательно намордник… А то и правда бабушку сожрет… Тебе еще нужно что-нибудь?
– Мам, бельевая веревка нужна, длинная, потолще…
Мама невесело рассмеялась:
– Это мне теперь нужна веревка… и мыло… Ну ладно, поищу.
– Спасибо, мам, – сказала я ей вслед, подумав: это просто день благодарения какой-то.
Глава 3
Я набила карманы сухариками и какими-то колбасными обрезками, сунула в старый папин ягдташ веревку, бутылку воды и книжку (это всегда), и мы отправились на прогулку.
Без приключений прошли по дворам, пробежали по набережной и через парк спустились к реке – безлюдный пляж, серый прохладный песок, бомжеватого вида птицы, выискивающие что-то у самой воды.
Оглядевшись для порядку, я сняла с собаки импровизированный ошейник и сказала:
– Гуляй, Ричард!
Пес посмотрел на меня равнодушно, непонимающе и пошел рядом со мной.
– Гуляй, собачка, ну давай, разве ты не хочешь побегать? – Я легонько подтолкнула его в сторону парка.
Пес не двинулся с места. Я пошла вдоль воды, Ричард по-прежнему следовал за мной как приклеенный.
– Ладно, давай иначе попробуем. Вперед! – Я дала рукой посыл, пес посмотрел в сторону и никуда, разумеется, не побежал. – Хорошо, давай рискнем. Вперед! – повторила я, но на этот раз сама побежала по пляжу.
Нет большей глупости, скажу я вам, чем бегать от малознакомых собак. У Ричарда мог сработать инстинкт преследователя, я б не удивилась, если бы пес на меня набросился, но все обошлось, он радостно побежал рядом со мной.
– Молодец, Ричард! Хорошо «вперед»! – похвалила я пса на бегу.
Пес следовал за мной тенью, и я стала думать, как бы его от себя отклеить. Мне необходимо было научить его хотя бы подходить по команде, а как же научишь подходить того, кто не отходит ни на шаг?
Но пока что я решила: легкая пробежка не помешает.
Я бежала по кромке влажного песка, время от времени взглядывая на пса – не устал ли, не выдохся? Все же два года цепной жизни кого хочешь доконают. Но Ричард бежал с удовольствием, и похоже, даже не во всю силу, так что я прибавила скорости.
Солнце слепило глаза, и казалось, что мы летим в золотой сияющей пустоте, полные неизбывной, словно бы чужой силой. Мне захотелось раскинуть руки и заорать, но едва ли это понравилось бы моему спутнику.
Мы добежали почти до самого порта, песок под ногами был грязным, с мелким, острым гравием. Я побоялась, что пес поранит лапы, и стала забирать в сторону лесопарка. Там, на границе промзоны, я увидела поваленное дерево, еще не распиленное, с ветвями и листьями, и направилась к нему.
– Ричард, барьер! – крикнула я, подбегая к дереву, и прыгнула.
Пес легко перемахнул через ствол вслед за мной.
– Ай бравушки, – похвалила я собаку. – Ну, давай еще… Барьер, Ричард!
Мы скакали через это дерево как сумасшедшие где-то с полчаса, пока я наконец, сказав «Барьер!», не осталась на месте. Пес прыгнул. Я похвалила его и снова сказала: «Барьер». Пес прыгнул не раздумывая.
Он вообще легко схватывал все, что я ему показывала, – ползал вслед за мной на брюхе, ложился по команде, давал лапу.