Вернуться по следам

Тот же умник, посетовав, что приятелю досталась собака с дефектом психики, посоветовал Цезаря усыпить. Не знаю, почему Олег Юрьевич этого не сделал – может быть, потому, что пес был действительно породистый, с княжеской родословной, и стоил примерно с маленький свечной заводик, а может, совесть проснулась. Он позвонил мне и теперь вот, при личной встрече, рассказывал о своих бедах, с некоторым изумлением поглядывая на меня сверху вниз – я сидела на земле, вытянув ноги и опираясь спиной о ствол дерева.

– Снова – здор'oво, – сказала я, – что же вы ко мне-то пришли? Один дурак чуть вам собаку не загубил, а вы снова неизвестно к кому… Почему не в клуб? Там же знающие люди…

– Конечно, после этого случая я пошел к специалистам, – тонко улыбнулся Олег Юрьевич, – но в клубе мне дали ваш… твой телефон… Он у них там прямо на столе лежит, под стеклом.

– Ну, хорошо. – Я шевельнулась, и Цезарь тут же потянул в мою сторону, судорожно залаял прямо в лицо.

– Цезарь, фу. – Олег Юрьевич дернул поводок, но я сказала ему:

– Оставьте, не надо, – и заговорила с Цезарем: – Что ты кричишь, собака? Кто тебя обидел? Я тут сижу спокойно, никого не трогаю, колбаску вот ем. – Я достала пакетик из кармана, пошуршала. – Кстати, колбаски хочешь?

Пес зашелся в лае.

– Ну, не хочешь – как хочешь, а я поем. Вкусная колбаска! Прекрасная колбаска! Ве-ли-ко-леп-ная колбаска! – Я ела из пакетика и наблюдала за собакой, а Цезарь, замолчав, чуть наклонив в сторону точеную голову, внимательно наблюдал за мной. – Хорошая колбаса. Может, все-таки съешь кусочек, м-м? – И я похлопала себя по коленке. – Иди, поешь.

Пес сделал шаг назад, снова залаял.

– Зря, – не сдавалась я, – хорошая колбаса на дороге не валяется. На дороге валяется плохая колбаса, ее нельзя есть. А это – очень хорошая колбаса, видишь, я ем? Вку-у-усно… Иди сюда, дуралей.

Цезарь подошел, лег ко мне на колени, обнюхал лицо, руки, взял подачку. С первым пакетом он справился быстро, а когда я полезла за вторым (у меня всегда была запасная обойма), упреждающе зарычал.

– Не скандаль. Всего лишь добавка, ничего страшного. Вот и молодец, вот и хорошо… Хороший мальчик Цезарь. – Я погладила пса по груди, по морде так, чтобы он все время видел мою руку. – Молодец. Полежи спокойно, отдохни.

Цезарь, доев колбасу и обнюхав оба пакетика, завалился на бок, упираясь мне затылком в живот, сладко вытянул вверх передние лапы и прикрыл глаза. Я осторожно почесывала ему бок.

– Поразительно, – сказал Олег Юрьевич. – Мне говорили, но я… сомневался… Он даже ко мне теперь так не подходит…

– А что же ему к вам подходить, если вы – главный клоун в этом цирке?

– Что это значит?

– Присаживайтесь, поговорим. Садитесь, тепло. Вот, возьмите куртку, чтобы не испачкаться.

Это у меня был новый способ наводить мосты со взрослыми – я усаживала их на землю, как индейцев. Во-первых, это несколько выбивало их из колеи, они терялись, забывали заготовленные фразы (у взрослых всегда есть заготовленные фразы), и с ними можно было нормально разговаривать. А, во-вторых, нивелировалась разница в росте, и это тоже было нелишним.

Олег Юрьевич с минуту не мог решиться, но потом сел, аккуратно поддернув брюки.

– Ну-с, – произнес он, чуть смущаясь, – мне говорили, ты много спрашиваешь…

– Почему вы водите Цезаря без намордника?

– А… Ну… Я, наверное, еще не привык… С ним раньше никогда не было хлопот…

– Собаку обучали раньше?

– Да, в клубе… Он прошел какой-то курс… Общий курс, да? Я не знаю, жена водила. Я не понимаю, как так получилось… Не понимаю! – горячо заговорил он, уставившись на верхушки деревьев. – Я спрашивал у знакомых, мне сказали – все так делают… Чтобы собака к чужим не шла… Бывает, что собаки становятся слишком злобными, но на хозяев все же не замахиваются… Скажите мне, может ли быть, что у Цезаря действительно нелады с психикой?

– Да не похоже… Вот слушайте. Вы кем работаете?

– Я работаю в министерстве, – сдержанно ответил Олег Юрьевич. – А при чем здесь?..

– Ни при чем, просто для примера. Ну пусть бы вы работали поваром, да? Вот представьте: вы приходите на работу, а ваш начальник неожиданно дает вам леща, коллеги подсыпают тараканов в суфле, официант ставит подножку, а публика начинает швырять в вас корзиночками с кремом… Понимаете? Все, в сущности, невинно, каждый из этих поступков можно посчитать злой шуткой, и вы бы сами, может быть, потом посмеялись, если бы вам все объяснили. А если бы не стали объяснять, если бы так – каждый день? На улице, на работе, дома? Как? Понравилось бы?

– Я понял. Спасибо. Эх, бедняга Цезарь… Бедный мальчик. – Олег Юрьевич потянулся, чтобы погладить спящего пса по крупу, но я остановила его:

– Не надо, не сейчас. Пусть поспит, он устал… от этих ваших шуток. Вы, кстати, правы, так делают. И гадость какую-нибудь горькую собаке подбрасывают, чтобы не брала с земли, и камешками швыряются, чтобы отвлечь от прохожих, но не устраивают общую травлю… Да вы еще не хвалили его небось? Просто стояли и смотрели, как пес с ума сходит?

– Не хвалил, – признался Олег Юрьевич. – Но я не знал! Мне не сказали, что надо…