Вернуться назад

Мама прошла по коридору, и вопреки сложившемуся семейному обычаю даже не зашла ко мне в комнату, видимо сдалась еще вчера, поняв, что не знает, о чем говорить, как помочь, как утешить и дать сил, которых у самой нет. Она переживала нечто подобное лет десять назад, когда ушел отец, но он не умер, а просто ушел, и она в любой момент могла встретить его на улице, хотя я думаю, ей никогда не было легче от этой мысли, но она довольно стойко совсем справилась. Порой мне кажется, что он не женщина, а машина, которая гораздо сильнее меня ведь любую трудность воспринимает как должное, словно ее и нет вовсе. В этом мы с ней совсем не похожи, да если честно, мы вообще с ней мало похожи.

Вчера, где-то раз в час она заглядывала ко мне, пытаясь что-то увидеть или в чем-то убедиться. Но к ее сожалению или счастью, ни чего не менялось, да и как могло, ведь прошло еще слишком мало времени для этого.

Циферблат на часах показывал шесть утра, за окном была кромешная тьма, а на кухне шуршала мама, видимо ей не спалось, и она пошла, готовить завтрак.

Собравшись с мыслями, чувствами, приведя себя в порядок, я спустилась к ней в столовую, не хотелось оставаться одной. Мама, увидев меня, вымученно и сочувственно улыбнулась, но не сказала ни слова, за что я была бесконечно ей благодарна. Я с таким трудом старалась не думать о Питере, и том, что еще предстоит прощаться с ним.

Пахло кипяченым молоком и кофе, на стене часы отмеряли секунду за секундой, приближая меня к новой неизвестной мне до этого дня жизни. Все тело ныло и болело, а часы не унимались и бежали вперед, унося далеко в прошлое каждый миг прожитого мной времени, времени в котором больше не осталось чего-то ценного, важного, пустого времени, оставляя только надежду, что все это сон и я вот-вот проснусь, и все станет как прежде.

Я долго распределяла омлет по большой белой тарелке, стоявшей передо мной, но съесть так ничего и не смогла.

–Эм, – неожиданно, выдернул меня мамин голос из забытья,– иди, поспи еще немного, до десяти целых три часа, у тебя вид… усталый, надо отдохнуть, если это возможно.

–Да, – согласилась я, – пойду, попробую, если это возможно.

Отодвинув тарелку, я поднялась из-за стола и отправилась наверх, страстно желая исполнить просьбу мамы.

Надежда поспать прошла сразу, как я оказалась в своей кровати.

Три часа прошли без сна. Все это время я в полудреме куда-то шла, что-то искала, билась в стену и каждый раз просыпалась, понимая, что кричу.

–Когда же, наконец, расцветет, – думала я, каждый раз вырываясь из этих кошмаров, который приходили сразу, как только я закрывала глаза, темнота пугала меня и мучила. К счастью утро все же наступило, принеся с собой не только свет, но и какую-то надежду, пусть глупую, пустую, но все же она появилась в моей груди. Тусклый солнечный свет медленно наполнял комнату, спускаясь с потолка на зеленые обои, отражаясь в большом зеркале, и зарываясь в уютном и теплом ковре, цвета весенней травы, рядом с моей кроватью. По окну стучал мелкий дождь, словно просясь в сумрак комнаты, принося с собой пронизывающий холод, от которого не спасало даже большое ватное одеяло. Я встала с кровати, завернувшись в одеяло, и подошла к тяжелым шторам, чтоб освободить от оков ночи спальню. Унылый пейзаж за слегка запотевшим окном, почему то привлек мое внимания. На дереве посреди лужайки, листвы почти не было, да и все деревья на нашей улице и на многих других обнажены и открыты. Земля укрылась разноцветным ковром прошлого, которое еще вчера казалось чем-то близким и настоящим. Люди ходили по улице, каждый по своим делам и им совершенно не было дела до того, что кто то вчера покинул эту планету, надеюсь, что в поисках лучший жизни, где то еще.

Часы на тумбочке никак не унимались и с огромной скоростью меняли цифры на своем лице. И вот уже десять тридцать.

–Надо одеваться, надо идти, надо… – приказала я самой себе, и, взяв первое попавшееся черное платье, натянула его на осунувшееся тело. Проходя мимо большого зеркала, я заметила черную тень, и даже немного испугалась, но потом поняла, что это всего лишь я, с синяками под глазами, сгорбленная, серая, со спутанной кипой волос на голове, – это всего лишь я.

И вот, мы идем по кладбищу, дождь успокоился, раздев деревья еще больше и бросив их одежды к нам под ноги. Листья так беспомощно хрустели, ломались у меня под ногами, и взлетали вверх, что я не могла думать ни о чем, кроме них.

Дорога на кладбище была еще одним испытанием. Мы с мамой ни сказали и слова друг другу. Мысли мои были где-то далеко, и я совсем не думала о предстоящем событии, о чем угодно – листьях, холоде, обеде, но только не о нем.

Когда мы, наконец, пришли к назначенному месту, увидели скопившейся там народ. Все те, кто еще вчера спешили поздравлять Питера с бракосочетанием, сегодня стояли вокруг гроба, в котором он лежал.

–Питер, мой Питер!– подумала я про себя не вольно глядя на него.