Верность.

Все эти волнения с комиссиями, психологами и сменой гимназии происходили в ту пору, когда ему только исполнилось двенадцать, и сам Алекс был похож на неуклюжего, растерянного щенка, не понимающего в чём его вина — ведь учился-то он на отлично и никого не трогал! Надо сказать, я тогда тоже не отличилась ничем, кроме паники по поводу того, что Алекса могут забрать из семьи. Теперь же, на пороге пятнадцатилетия он не только сильно вытянулся в росте и, благодаря тренировкам значительно окреп физически, но и стал более гибким в суждениях и приобрёл авторитет в классе. И я была безумно благодарна и Нику, и фрау Штуль за то, что три года назад они проявили настойчивость.

Выглянув через витрину кондитерской лавки на парковку, я нащупала в кармане брелок, пикнула автозапуском. Моя ласточка, белоснежная красавица Honda Accord с дерзкими, наглухо тонированными в зеркальный антрацит стёклами приветливо моргнула раскосыми фарами и фыркнула клубом дыма. Прислушиваясь к возбуждённому щебетанию французских туристов, я дождалась своей очереди, взяла безалкогольный глинтвейн «с собой» и яблоко в карамели для Алекса. Вышла на улицу, достала телефон.

— Сынуль, привет! Я еду?

— Привет, мам. Ты чего-то рано. Мы только закончили.

— Получилось пораньше освободиться. Но ничего, я подожду. Ты голодный? Хочешь печёное яблоко?

— Ну... Лучше сосиску.

Я рассмеялась:

— Ладно. Собирайся, скоро буду.

Попивая глинтвейн, немного прогулялась вверх по улице, купила парочку жареных в капустном листе колбасок, попросила упаковать их в термобокс. Уже отходя от прилавка, услышала вдогонку: «So beautiful baby!». Удивлённо обернулась — кто тут такой смелый? Не то, чтобы я была неприкасаемая — слова мне не скажи, а просто не каждая фрау осталась бы довольна таким вниманием. А некоторые и вовсе оскорбились бы. Это же сексизм, делать незнакомой женщине комплименты! Смех, да и только — я к этой философии так и не привыкла. Мне по-прежнему нравились и комплименты, и мужское внимание.

Смельчак оказался невысоким, чернявым, слегка пучеглазым. Характерным таким – в кожаном полупальто и кепке, в лаковых «крокодиловых» туфлях и с барсеточкой под мышкой. Классика. Как будто на машине времени прилетел. И ничего особого не хотел — просто не удержался, выразил восхищение. Что тоже характерно для его брата. Я кокетливо улыбнулась и ответила на родном:

— Спасибо.

Он с готовностью подмигнул:

— А я так и понял, что ты русская.

— Сильно заметно?

— С первого взгляда. Наши женщины самые красивые, а у тебя ещё и коса такая! Ты не Алёнушка, случайно? Иванушку не ищешь?

Постепенно смеркалось, огни разгорались всё ярче, толпа гуляющих гомонила всё громче. Предпраздничная атмосфера словно пузырьки шампанского проникала в кровь, поднимала настроение. Я глянула на часы в телефоне — ещё восемь минут в запасе...

Просто стояли и болтали ни о чём. Как я и определила с первого взгляда, Давид оказался армянином. Сам из Краснодара, приехал в Германию с двоюродным братом и дядей покупать машину с рук. Сейчас, вот, спустился из апартаментов за сосисками к ужину. Я посоветовала им сходить лучше в ресторанчик традиционной немецкой кухни, здесь, неподалёку. Он спросил, а как тут вообще живётся, стоит ли переезжать сюда на ПМЖ, я ответила, что не знаю, так как уехала из России почти пятнадцать лет назад и совершенно не представляю как там сейчас. Он как-то непонятно махнул рукой:

— Да по большому счёту — всё так же. Только магазинов больше стало.

В кармане пиликнула сигналка, давая знать, что автозапуск, так и не дождавшись меня, отрубился.

— Ладно, Давид, мне пора, - искренне улыбнулась я. — Приятно было поболтать, передавай привет брату и дяде. И счастливо вам доехать домой. И кстати, будет время — обязательно сходите в местный Морской музей, такого больше нигде в Мире нету!

— Давай, землячка! — он неожиданно открыл руки для объятия, и я поддалась душевности момента.

Обнялись, как давние знакомые, и я собралась уже идти, как меня неожиданно дернули под локоть и потащили в сторону.

— Так тебе, значит, ехать пора, да? И куда же, интересно? На блядки?

— Камила, всё нормально? — тут же окликнул меня Давид.

Я махнула ему рукой:

— Да, всё хорошо, спасибо! — и повернулась к Олегу. — Какого хрена происходит?

— Да, вот именно! Какого хрена? Значит, со мной посидеть — у тебя времени нет, а с мужиками левыми тискаться — есть, да? Кто это? — мельком глянул на так и не ушедшего, наблюдающего за нами Давида и склонился ближе к моему лицу. — Любовник?

Я не выдержала, рассмеялась:

— Это последний русский, Серёжа! Он меня понимает и жалеет. — И выдернув локоть из его пальцев, пошла прочь.

— Какой ещё Серёжа? — не понял тот киношного прикола. Поспешил за мной. А когда дошли до машины, схватил за плечо, вынуждая повернуться к нему: — Нет, погоди, я не понял, ты чего тут устраиваешь? Это месть что ли? Я же сказал — не истери, на неделю всего лечу! На новый год здесь уже буду!

— О Господи, Олег, да хоть на месяц! — вспылила я. Настроение резко поползло вниз. — Хоть на два, понял? Пофиг мне. По-фиг!