Верь в меня

– …Розовыми соплями, – с веселой усмешкой понимающе подхватила она, и Вишняков снова вздрогнул, вспомнив разговор с женой и удивившись проницательности незнакомки. – Есть такое заблуждение. И есть люди, которые заблуждаются.

Мария легко подхватила его за руку, и они неторопливо пошли по улице, прогуливаясь.

– Это вам просто попались люди, которые своей дорогой выбрали служение Господу и, находясь в самом начале пути, относятся к этому чересчур серьезно, только и всего, – пожала она плечами. – Вы наверняка мало общались с пожилыми священниками. Чем дольше человек служит Богу, тем меньше в нем строгости и тем больше он проникается, пропитывается радостью.

– Радостью? – удивился Денис.

– Именно ею, – кивнула Мария. – Ведь общение с Богом – это не вериги, не власяница и не разбивание лба… Хотя чаще бывает наоборот. Общение с Богом… похоже на общение ребенка с любящим отцом. Когда видит его – бросается к нему и буквально повисает на нем. Вам же это знакомо?

Денис вспомнил, как когда-то, вернувшись с дачи, повис на нем Ванюшка. Как они искали синие и красные пятна в онкологической клинике…

– …И даже в самом мрачном месте Бог, как любящий отец, находит повод порадовать своих детей, – словно читая его мысли, продолжила Мария. – Христианство, православие – это не религия скорби и служения. Богу наше служение ни к чему, Он столь велик, что ни в чем не нуждается. Это все для нас. Наши иконы – это детские рисунки, подаренные Отцу на день рождения. Наши молитвы – это просто просьбы детей обратить на них внимание (как будто мы хоть на минуту можем забыть о своих детях!). Вы ведь знаете, как начинается главная христианская молитва?

– Отче наш, – машинально ответил Денис.

– Отче, – повторила Мария. – Он прежде всего наш Отец. Не господин, не владыка, хотя мы Его и так называем – из любви к Нему. Он наш Отец.

– Так вот просто? – ошалело переспросил Денис, поражаясь очевидности ее слов.

– Так вот просто, – снова засмеялась она. – Мы для Бога что дети малые. Хороший отец любит всех детей – и шелковых-послушных, и шкодливых, и тугодумов, и трусоватых, и плакс… Для него «плохих» просто нет, он мудрый и сильный. А среди людей есть, конечно, и родители, совершенно не любящие своих детей, что ужасно. И среди воспитателей найдутся такие, что к детям более чем равнодушны, что еще хуже, на мой взгляд… Потому мы, христиане, счастливы. Нам не надо искать счастье, гоняться за ним. Оно всегда внутри нас, мы счастливы даже в самых стесненных обстоятельствах…

«Как Мира была счастлива в нашей скромной квартирке с минимумом средств», – понял Вишняков.

– …Потому что мы знаем, что нас любят, – продолжила Мария. – Любят даже тогда, когда мы плохие. Когда делаем ужасные вещи.

– А разве это правильно? – удивился Денис, вспомнив тех четверых, которые избивали в камере несчастного санитара. – Разве правильно любить преступников? Тех, кто творит зло…

– А если вы сами творите зло, вы хотите, чтобы вас любили? – спросила Мария. – Богу очень грустно видеть нас такими, какие мы есть. Он даже на Крест взошел, чтобы мы хоть немного изменились. Он не просто готов умереть за нас, Он уже это сделал. Сделал больше, чем любой другой Отец. И, конечно, Он нас прощает.

– Но ведь Бог карает грешников… – озадаченно сказал Денис.

– Нет, – улыбнулась Мария. – Не карает. Грешник сам себя карает, отвергая Его помощь. Как правило, из гордыни: дескать, сам справлюсь. Или «я недостоин Твоей помощи». Конечно, не достоин, но ведь помогают не тем, кто достоин, а тем, кому надо помочь.

– Бог не карает… – Денис вспомнил, как уехала Мира. Он ведь мог броситься вдогонку – что же его остановило? Почему он ни разу не попытался приехать к жене? Почему не попытался помириться – не по телефону, лично, глядя в глаза?

Может, и с Богом так же? Он вспомнил, как заказывал тогда молебен. «Неплохо бы на службу прийти, – сказала ему вслед старушка, – когда ваш молебен читать будут». Но ему оказалось не до этого. Имелись дела поважнее.

Поважнее, чем спасение Миры?

– Единственное наказание – это разлука с Богом, – тихо сказала Мария. – Но это не Бог нам дает, мы сами его выбираем. Сами нисходим в ад. И неважно, что вокруг все благополучно. Ад у нас в душе, и от него не сбежать. Душа – она такая, в ней или ад, или рай.

Вишняков смотрел на Марию во все глаза. В нескольких простых и даже детских словах она обрисовала ему всю суть веры в Бога. И так напомнила ему Мирославу, что у писателя защемило сердце.

– Да что вы на меня так смотрите, словно я чудо-юдо, – снова заразительно засмеялась Мария. – Сейчас вы еще подумаете, что я дурочка какая-то и вообще неприлично себя веду. Слишком общительная. Смеюсь все время как ненормальная.

– Э… да нет, наоборот, – засмеялся и Денис. – Всем бы такими ненормальными быть. С вами легко очень. И даже о храме я сейчас не думаю как о чем-то тягостном… Вы так все хорошо мне объяснили.