Верь мне!

Итак, несчастье произошло около 4 часов, а сейчас около 7. Если у нее не будет аллергии на яд, с чем он не сможет бороться, то все, пожалуй, обойдется. Если этот скорпион был из серии смертельно опасных, то Элисон войдет в историю. Зекери перечитал ее дневник и чисто случайно обнаружил на последней странице записку, обращенную к нему, написанную большими буквами, впопыхах.

Укусил скорпион. В мыльнице.

— Что бы это значило?

Он взглянул на мыльницу, валяющуюся на земле и осторожно перевернул ее ногой. Зекери увидел скорпиона внутри, плотно придавленного к куску мыла прозрачной пластмассовой крышкой. Он поборол в себе первоначальный порыв раздавить эту тварь, он отшвырнул мыльницу ногой. Итак, влажный кусок мыла, снятые ботинки. Она наверняка принимала ванну! И без сомнения мыла голову. «Состояние плохое», — читал он дальше. Да уж, плохое настолько, что теперь он не сможет вывести ее из пещеры, при каждом шаге нога будет причинять ей адскую боль. «Поблизости ягуар». Это, должно быть, та черная кошка, которая на его глазах подкрадывалась к Элисон. Элисон или видела ее, или слышала, и все-таки отправилась в сумерках обратно к реке!

«Я пришлю кого-нибудь за тобой». Слова поразили его, он перечитал фразу несколько раз. По неровному, вкривь и вкось почерку Зекери мог судить, что Элисон была в отчаянье и до смерти перепугана. Она отправлялась черт знает куда, в неизвестность, одна и все-таки беспокоилась еще и о нем. «Я пришлю кого-нибудь за тобой».

Он взглянул на нее, в горле стоял ком от переполнявших его чувств. Давно он уже не испытывал искреннего восхищения женщиной. Но эта леди была исключением во всем. В его сердце зародилась робкая надежда. Надежда, что он сумеет сказать или сделать что-то такое, чтобы остаться навсегда в ее жизни.

Горячая волна любви и жалости захлестнула Зекери. Точно такие же чувства он испытывал, когда впервые увидел новорожденную Стеффи. Он полюбил Стеффи сразу и навсегда, все ее шесть фунтов и шесть унций, все ее сморщенное тельце, — вся она стала нераздельно его собственной плотью и кровью, частью его самого. Отныне ничто не могло поколебать его чувств к ней или помешать его любви.

Он с изумлением смотрел на эту необычную женщину, с лицом, покрытым сейчас испариной, со впавшими глазами, окруженными темными тенями… Зекери изумлялся тем новым чувствам, которые она пробудила в нем. Эта женщина достала армейский нож, чтобы защитить себя от двух вооруженных бандитов, эта женщина, несмотря на свой страх, умеет думать о других. Он наклонился и поцеловал ее ласково в темнеющий на подбородке синяк.

— Если мы выберемся из этой переделки, детка, ты увидишь, как мы прекрасно поладим друг с другом, я обещаю тебе это.

После того, как она впала в крепкий спокойный сон, Зекери притащил большую сухую ветку и развесил на ней мокрую одежду Элисон вблизи огня. Затем он выловил из воды вареное яйцо и с отсутствующим взглядом очистил скорлупу. Элисон нужна еда для поддержания сил. Но яйцо вкрутую ей не годится. Зекери съел яйцо, запивая речной водой.

Инстинктивно потянувшись за сигаретами, он вдруг в ярости скомкал пачку и швырнул ее в огонь. Потом он долго сидел, сторожа ее сон, прислушиваясь к ровному дыханию спящей. Ей нужна еда, и ему придется достать ей еду. Вне зависимости от того, бродит поблизости ягуар или нет. Он должен еще раз навестить хижину старика.

14

Девяносто минут. Он сунул в огонь полено — обрубок толстой сухой ветки — и добавил несколько охапок сушняка, чтобы разжечь большое пламя. Оно должно отпугивать ягуара и хорошо освещать пещеру в его отсутствие. А он будет отсутствовать полтора часа — девяносто минут. Придется идти прямо сейчас. Если ей станет хуже ночью, он должен быть с ней. А если ей станет совсем худо, он должен будет попытаться помочь ей — отнести ее к людям, в деревню. Несмотря на ягуара. Он должен будет это сделать. А сейчас — сорок минут туда, сорок назад, десять минут в хижине. С ней ничего не случится за девяносто минут. Он проверил ее пульс. Пульс, казалось, был в норме, может быть, чуть замедлен. Но зато ее дрожь прекратилась, и она дышала ровно, глубоко.

Девяносто минут. Он взял нож и фонарик и задержал дыхание, выходя опять в темноту. Опять ему предстоял путь через реку и блуждание между деревьями в ожидании смертельного нападения в каждую секунду. Раньше на той же самой тропе он чувствовал себя в безопасности. И вот, проклятье, теперь, зная, что в окрестностях бродит ягуар, он шарахался каждого куста. Надо было выйти во что бы то ни стало на проезжую дорогу.