Верь мне (СИ)

Ночь. Густая темень слилась с начинающимся за пустырем лесом, и только сонная луна, даря свой тусклый свет, серебрит макушки деревьев, разграничивая небо и грешную землю. Где-то там, вдали, ухает филин, пугая лесную дичь… Горский шел к подсвеченному машинами заводу, и каждый шаг его отдавался вырвавшейся на волю болью. Казалось бы, справедливость восторжествует — должно ж быть легче, разве нет? А нет, совсем не легче. Напротив, тяжелее с каждой минутой, все острее ощущается та боль, которая, казалось, уже давно притихла.

Ночь. Филин все кричит, надрываясь, заливается то плачем, то зловещим хохотом… Странная птица. И ночь эта странная. Почему-то вспомнился Борис — завтра день у него тяжелым будет. Уже, небось, полгорода на уши поднял — ищет своего пропавшего сыночка… Хороший Борька мужик, правильный — Горский хорошо Олежкиного отца знает. А вот сына хороший мужик воспитать не смог. Небось, и не знает о делах своего Олежки. Жалко его — сын-то единственный. Только вот сам Олег никого не пожалел. «Извини, Борис. Надо было лучше сына воспитывать».

— Александр Владимирович, вам плохо? Может, мы сами? Вы только скажите, что делать с ними.

Горский не заметил, как к нему, остановившемуся у ворот, подошел один из его бойцов.

— Все нормально. Оба там?

— Да. Ждем только Вас.

— Хвоста не было?

— Обижаете, Александр Владимирович. В лучшем виде все сделали.

Ну вот и прекрасно. Значит, никто не помешает, Борис не заявится спасать сыночка, а Горскому не придется тратить силы на объяснения. Следователь ему потом пусть рассказывает.

— Звони ментам, — приказал Горский. — Встретишь их. Если приедут раньше, пусть ждут, когда закончим.

Парень кивнул, и Горский, глотнув побольше воздуха, собрался силами и вошел внутрь.

Снова собранный, холодный, жесткий. Такой, каким привыкли его видеть. Горский остановился в темноте за джипом — оба подонка там, в окружении его бойцов, стоят на коленях и испуганно озираются по сторонам. «Где же вся крутость ваша, гниды?» Сопли распустили, просят отпустить, клянутся, что ничего плохого никогда не делали и вообще не понимают, почему «ни с того, ни с сего» их схватили и притащили сюда!

— Пацаны, ну чего вы хотите? Денег? Будут вам деньги! — косил под дурачка Сажинский. — Ребят, отпустите! Ну или хоть скажите, чего хотите! Я не помню ничего! Я не знаю вас!

«Клоун», — процедил про себя Горский, обошел джип и вышел на пятачок, освещенный фарами. Сажинский моментально примолк, а лысый, увидев того, кто сегодня под завалами сгоревшего дома должен был остаться, матюкнулся в сторону и сразу же поник.

Да, Власов с Ликой не ошиблись — Горский узнал поджигателя. Сейчас, правда, этот крепкий мощный парень, стоящий на коленях посреди цементной пыли, совсем не внушающе выглядел — поникший, бледный, с кровоподтеками на морде. А ведь еще недавно, когда дом поджигал с живым человеком, очень смелым был… Да черт с ним. Сейчас другое важно. Игнорируя Сажинского, Горский подошел к лысому.

— У тебя одна минута на исповедь, — негромко проговорил он, и ото льда в охрипшем голосе передернуло даже его собственных бойцов, выстроившихся в кольцо вокруг пленников.

Лысый глаза поднял. Затравленный взгляд его схлестнулся с холодом в глазах недобитого Горского. Выбор невелик: героически молчать или же спасать свою шкуру. Только, наслышанный о Горском, сомневался он, что у шкуры его есть хоть малюсенький, но шанс остаться целой.

— Полминуты, — напомнил Горский.

И все-таки, не подыхать же теперь как собаке из-за Олежки!

— Это все Олег, — наконец, выдавил из себя лысый. — У меня к В-вам ничего л-личного, Ал-лександр Влад-димирович…

— Ах ты ж сука! — прилетело сбоку от «амнезийника». — Да ни при чем я! Это он вс…

— Пасть закрой, — не оборачиваясь, рявкнул Горский.

— Я п-пытался отговорить Ол-лега, я не х-хотел В-вас убивать…

— Кто Карину убил? Он?

— Нет! Не убивал я никого! — не унимался Сажинский.

Лысый заметно побледнел, капелька пота сбежала по его виску, но все же выдавил:

— Д-да…

— Да врет он все! Он за рулем той машины был! — Олег кричал, пытался перекричать своего подельника, не замечая, что кроме него самого никто и не кричит. — Я не убивал никого!

— Это б-была Ол-лега затея. Он б-боялся, что К-карина все р-раскажет В-вам… Про реб-ребенка, про Власова…

— Это неправда! Я любил Карину! Я б никогда…

— Ал-лександр Вл-ладимирович, не верьте ему!

— Он врет! Он убил ее!

— Зачем мне б-было убивать ее? Ну подумайте с-сами! Мы с н-ней не были даже з-знакомы…