Верь мне (ЛП)

— Ты крепко спала, когда мы приехали сюда, Саша. Клянусь. Я будил тебя, как мог, и сказал, чтобы ты переоделась.

Я смотрю на него с сомнением.

— Клянусь Богом, Саша. Я тебя не опаивал. Ты просто дезориентирована. И если ты успокоишься и вернешься внутрь, я уверен, ты вспомнишь.

Оглядываюсь и запоминаю окружение. Света от полумесяца на небе достаточно, чтобы увидеть, что вокруг этого дома нет огней. Я заставляю себя сделать глубокий-глубокий вдох, чтобы успокоить сердце.

— Где мы?

— В Небраске.

Фермерские угодья. Это все, что я вижу. Плоские, невспаханные участки и несколько темных пятен на расстоянии, которые могут сойти за деревья.

— Какого черта я до сих пор в Небраске?

— Ты войдешь в дом? — На нем такая же одежда, как и на мне. И мы спали в одной постели. И вчера я занималась с ним сексом в машине.

Господи Боже, какого хрена я здесь делаю?

— Саша, — говорит Джекс, тянясь за чем-то за дверью. Мое сердце ускоряется еще на один удар, когда я представляю, что он берет пистолет. Но он возвращается в поле зрения, раскрывая зонтик. — Пойдем, — говорит он, делая несколько медленных шагов навстречу мне. — Ты промокаешь. Пойдем в дом и поговорим об этом.

— Отвези меня домой, Джекс. Прямо сейчас, — я смотрю ему в глаза, пока он осторожно направляется ко мне. — Я хочу домой.

— Отвезу, Саша. — Он останавливается всего в нескольких шагах от меня. — Отвезу. Но я сказал тебе, что покажу все, что у меня есть на Ника. И это именно то, что я собираюсь сделать.

Я качаю головой.

— Нет, это уловка. Ты меня обманываешь.

Он делает последние несколько шагов и размещает зонтик над моей головой. Холодные иголки, которыми кажутся дождевые капли, прекращают колоть мою обнаженную кожу, и я понимаю, насколько низкая на улице температура.

— Ты вся промокла. Давай пойдем внутрь, и я покажу тебе, почему ты здесь. Это мой конспиративный дом, санкционированный ФБР. Он секретный лишь для посторонних. Клянусь, — говорит он, изображая крест на сердце свободной рукой. — Они знают, что ты здесь со мной. Я позвонил прошлой ночью. Я покажу тебе все внутри.

— Ты меня завербовал?

— Саша, — говорит он, выдувая воздух, как будто начинает беситься. — Я уже объяснял тебе несколько месяцев назад. Мы не хотим тебя арестовывать, нам нужна лишь твоя помощь. Они не собираются забирать тебя. Здесь никто не причинит тебе вреда. Вот почему мы называем это конспиративным домом. Здесь я держу все свои данные по разведке, касательно Ника. И если ты войдешь внутрь, тебе понадобится лишь один щелчок переключателем света, чтобы доказать, что все, что я только что сказал, правда.

Я стою, обдумывая сказанное.

— Пойдем, — настаивает он, беря меня за руку и утягивая назад к дому. — Здесь мокро и холодно. Вернемся внутрь, и я все объясню.

Я позволяю ему увести меня к дому. Какой у меня выбор? Я полуобнаженная посередине неизвестности.

Когда мы добираемся до двери, я медлю мгновение, но он больше не спрашивает. Просто втаскивает меня в дом и закрывает за собой дверь.

— Только... — Он колеблется, заставляя меня взглянуть ему в лицо. Здесь плохая видимость, поскольку света нет, но я могу сказать, что его нежелание связано с тем, что сейчас произойдет.

— Просто скажи мне, Джекс.

Затем его пальцы находят выключатель на стене, после чего комнату охватывает свет.

И везде, куда бы я не посмотрела, я вижу только Ника.

Глава 23

Саша

— Что это, черт возьми, такое?

До чего же глупый вопрос. Я знаю, что это. Полноценное расследование дела Ника Тейта. Стена передо мной обклеена его фотографиями. Вереница их начинается с одного ее конца, ближайшего угла, и тянется через всю стену комнаты. В дальнем конце висит еще несколько фотографий и заметок.

На фотографиях на стене видно, как он стареет. Они начинаются с Ника в подростковом возрасте, даже до того, как я встретила его. Затем Ник в том же возрасте, каким я его помню, когда мы работали вместе — золотоволосый, кареглазый серфер. И затем, менее чем за четверть всех фотографий, он начинает изменяться внешне. Голова побрита почти налысо. Появляется шрам на щеке. Одна татуировка. Испанские надписи, изогнутые через его грудь со словами Mara Perro, выполненные старой английской каллиграфией.

Затем волосы немного отрастают. Появляется больше татуировок. Черепа и скрещенные кости. Рычащие собаки, с чьих пастей капает слюна. Цепи на его шее и руках. На запястьях вытатуированы толстые наручники, словно он закован в тюрьме.

Мои глаза двигаются дальше, разглядывая следующий набор фотографий. Теперь его волосы длинные, спускаются за плечи, и это тот же ярко-золотистый оттенок, что я помню, когда мы были детьми. Татуировки обретают более религиозную тематику. На спине появляется рисунок человека с головой, озаренной, словно икона. Слово Сантино занимает пространство между его плечами, написанное красивым шрифтом. У ног этого человека цветы и дети.

Две стороны его тела несут в себе абсолютную противоположность.

Подхожу к этому фото и прикасаюсь к его спине, прослеживаю линии по его позвоночнику.

— Это он.

Я и сама догадалась.