Венский вальс

— В курсе, — кивнул Артур. — Феликс Эдмундович мне шифровку показывал. Потом все вместе обсудим. Может, даже есть смысл тебе окончательно в РСФСР вернуться, чтобы не рисковать. Кстати, книгу, что ты заказывал, из Архангельска привезли.

Хорошо, что привезли. Теперь у меня, помимо компромата на самого Зуева, имеется еще и Библия английского первопечатника Тиндейла. Есть материалы для игры. В крайнем случае, издание можно продать тем же англичанам и затребовать за него хотя бы сто тысяч фунтов. Сумма несусветная, но «Синайский кодекс» в тридцатом году был продан за такую же сумму, а уж за своего-то гуманиста англы дадут не меньше. Если бы речь шла о книге Ивана Федорова, то продавать бы не стал. Грудью бы лег, чтобы она осталась в наших библиотеках. А вот Тиндейла отчего-то не жалко.

— Кстати, из МУРа звонили. Быстров, оперуполномоченный. Сказал, что паренек, которым ты интересовался, с ума сошел. Начал что-то предсказывать...

Я понял, что речь идет о певце с Сухаревского рынка, распевавшего песни из «Бумбараша». Любопытно, что он начал предсказывать?

— А разве его не расстреляли? — удивился я.

— Я таких подробностей не знаю, передаю, что мне сказали, — ответил Артузов. — Если тебе МУР нужен, можем потом заехать, после наркоминдела. Все равно сейчас Председателя на месте нет.

[1] И правильно, что не получал. Монеты в Латвии появятся позже.

Глава шестнадцатая. Смерть поэта

Разумеется, Чичерин занят, у него совещание. Вспомнилось стихотворение пролетарского поэта «Прозаседавшиеся». Совещания — перевод времени, но и без совещаний никуда не деться. Хорошо, что на сей раз я не планировал встречаться с наркомом, а значит, ждать Георгия Васильевича нет надобности. Пусть вначале изучит документы, что подготовил французский МИД, мои докладные, включая последнюю, касающуюся организации авиасообщения с Германией. Изучит нарком, отыщет часок в своем плотном графике, вот тогда мы и встретимся. Правда, я тоже могу быть в это время занят, но уж как-нибудь договоримся.

— В МУР?— поинтересовался Артузов. — Или на Лубянку? Или вначале тебя домой завезти, вещи закинешь?

Домой завезти... А где нынче у меня дом-то? Свою комнату в Доме советов я отдал Трилиссеру и его семье, а мне придется вселяться в комнату Натальи, а это значит, нужно искать коменданта, трясти удостоверением. Ха... А удостоверение-то мое на Лубянке, в сейфе. Ладно, что от меня не требуют, чтобы оставлял документы и ордена в отделе кадров. И в Гнездниковском без удостоверения нечего делать.

— Давай ты меня перекусить свозишь, а потом на Лубянку.

— Володя, прости, — пристукнул Артузов себя по лбу. — Ты же с дороги, голодный.

— Давай куда-нибудь заедем, можно недалеко, на Кузнецкий.

— Мне на Кузнецкий не по карману ходить, — вздохнул Артур. — Там завтраки по лимону, а обеды по два.

— Я же там весной был, все было дешевле? — удивился я, а потом вспомнил про инфляцию и про не доведенную до конца денежную реформу. Еще бы посмеяться, что начальнику контрразведки страны не по карману ходить по буржуйским ресторанам, но не стал. Это я в Париже живу как барин, а что тут твориться, я даже не знаю. Поэтому, сказал просто:

— Поехали, угощаю.

Артузов подрулил к тому же ресторану, что мне запомнился встречей с супругами Брик. Но сегодня, к счастью, их не было и Блюмкин здесь никого не бил. Впрочем, Яшка еще из Франции не вернулся. Или, куда его там нелегкая занесла? Но Блюмкин такой человек, с имея двести франков доедет и до Швейцарии и до Австрии. Зато официант, похоже, тот же, что менял когда-то мне десять долларов.

— Баксики меняешь? — поинтересовался я, усевшись за столик и запихивая под него чемодан и портфель. Наверное, стоило бы их оставить в дежурной части, но не подумал. Вру, подумать-то подумал, но оставлять не рискнул. Не то, чтобы опасался, что в дежурке мой чемодан элементарно стырят, но покопаться, чисто из любопытства, могли бы.

— Баксики? — нахмурился официант.

— Баксики — это доллары, — пояснил я. — За десятку сколько совзнаков дашь?

Официант, опасливо покосившись на Артузова в военной форме (французский френч определенно наводил на мысли, что не простой командир), строго сказал:

— Доллары, товарищ, вам в обменном пункте поменяют. У нас тут все строго за советские дензнаки.

— А сколько в обменнике за доллар дают? — поинтересовался я.

— Позавчера восемьсот тысяч давали, — сообщил Артур. — А сколько сегодня — мне еще не докладывали.

— В общем, дорогой товарищ официант, — обратился я к работнику общепита. — Оливье, харчо и что-нибудь мясное. А пить — можно компот. И все по два раза. А доллары я вам по позавчерашнему курсу отдам. Сегодня ведь они дороже идут?

Официант еще раз бросил взгляд на Артузова, но жадность преодолела страх. Ухватив мою бумажку, парень исчез, чтобы вернуться через несколько минут с пачкой советских денег.

— Вот-с, — по старорежимному сказал официант. — Все, как в аптеке. Восемь миллионов.

Я кивнул, отпуская парня и засунул деньги в боковой карман (внутренние уже заняты, туда пачка не поместится). Артур, посмотрев на меня, вздохнул: