Венгерский набоб

Лишь когда посыльный удалился, заметила Фанни записку среди цветов и, выронив ее из рук, словно большого ядовитого паука, бросилась к старухе Крамм, которой с рыданиями поведала о случившемся. Ей казалось, что она уже опозорена.

Вскоре пришла Тереза, и они с г-жой Крамм вскрыли не распечатанное еще послание. Фанни была безутешна, когда болтливая Краммша рассказала ей о заключенном в нем предложении; она всерьез решила, что, приняв письмо, навсегда обесчестила себя, и до того взволновалась, что, несмотря на утешения двух добрых женщин, всю ночь металась в лихорадке.

Вот как чувствительна чистая душа к первому же прикосновению грязи.

Обе патронессы замыслили отплатить виновнику этого горя. Ох и мстительны же эти старухи! Оставили калитку открытой, подглядели, когда пожаловал кавалер, заперли ее, а сами из чердачного окошка стали по очереди наслаждаться зрелищем, как мечется попавший в собственную западню соблазнитель, угодивший в им же вырытую яму бравый охотник. А с началом дождя со мстительным удовлетворением отправились спать, положив ключи под подушку и прислушиваясь злорадно к частому щелканью дождевых капель по стеклам.

Форменный этот провал только подогрел охотничьи страсти. Осрамиться перед ребенком, дать себя провести старухам, этого уже сам "esprit du corps" [корпоративный дух (франц.)] не позволял так оставить, и спасти общее реноме вызвался Абеллино. Со спесивой самоуверенностью предложил он пари на любую сумму, что год спустя гурия будет жить у него, подразумевая, естественно, отнюдь не женитьбу.

В следующее воскресенье Фанни изумительно спела в соборе "Stabat mater"; слушали ее с истым благоговением.

Принаряженная по-воскресному старуха Крамм, сидя у бокового придела, таяла от умиления и вдруг услыхала восторженный шепот рядом:

- О, как прекрасно, как возвышенно!

Она не могла не обернуться и не посмотреть, кто это разделяет с таким пылом ее восторги, и увидела скромно одетого господина с черным крепом на шляпе, отиравшего как раз свои обращенные к небу глаза. Это был Абеллино Карпати.

- Как восхитительно поет, не правда ли, сударь? - сказала добрая женщина с гордостью.

- Ангельски. Ах, сударыня, не могу без слез слышать этот гимн.

И чувствительный юноша опять поднес к своим глазам платок.

Потом ушел, ни слова не сказав больше своей соседке.

Что с ним? Какой постиг беднягу удар?

Краммша еле дождалась следующего воскресенья, снедаемая желанием узнать, что за горе у таинственного незнакомца. Но придет ли он опять?

Он пришел. На сей раз они поздоровались, как старые знакомые.

- Видите ли, сударыня, - признался печальный юный кавалер, - и у меня была лет десять назад возлюбленная, невеста, которая пела столь же восхитительно. "Stabat mater" я слышу будто из ее уст. Но в тот самый день, на который назначена была наша свадьба, она скончалась. А на смертном одре взяла с меня обещание: если повстречается мне когда-нибудь столь же хорошо поющая духовные гимны бедная юная особа, ежегодно жертвовать ей три тысячи форинтов в память о ней на усовершенствование в сем высоком искусстве, - и в том обрести утешение. Ее пожелание дополнил я одним лишь условием: особа та столь же целомудренна и чиста должна быть, как она сама, любимая, незабвенная моя Мария. И юноша снова прижал платок к глазам.

"Какая непритворная скорбь!" - подумала его почтенная слушательница.

- К великому моему огорчению, сударыня, должен я признаться, дрогнувшим голосом продолжал денди, - что целых восемь лет не мог выполнить воли своей суженой. Кому оказывал благодеяния, преуспевали в учении, но не блистали добродетелью. Со стыдом вспоминаю я о них, хотя некоторых свет и окружает поклонением. Что ни попытка, то новое разочарование.

Тут он прервал свою речь и предоставил г-же Крамм опять целую неделю для раздумий над этой необычной историей, о которой она, однако, никому ни словом не обмолвилась.

В ближайшее воскресенье Абеллино вновь явился.

До конца гимна он молчал, хотя по лицу его было видно, что хотел бы о чем-то спросить, но не решается. Все-таки желание пересилило.

- Простите, сударыня, что обременяю вас расспросами. Вы, кажется, знаете особу, которая поет. Не поймите меня превратно, но я столько раз уже обманывался в своей доброте, что не решаюсь теперь ни с кем знакомиться ближе, не наведя предварительно справок. Слышал я о семействе этой девицы вещи преудивительнейшие: нравы будто бы там отнюдь не самые строгие.

Тут и у старухи язык развязался.

- Уж какие там они, родичи ее, не знаю, только она сызмальства с ними не живет, и душенька невинная у нее, как у ангелочка, а воспитывается она в правилах таких добродетельных, что, окажись сейчас одна хоть среди кого, никакой грех ее даже близко не коснется.

- Ах, сударыня, вы меня просто осчастливили.

- Почему, сударь?

- Потому, что подали мне надежду наконец-то упокоить душу моей Марии.

С этими словами он снова ушел, дав Краммше еще неделю на всякие размышления.

В воскресенье же целиком доверился славной женщине.