Венгерский набоб

- Цивилизацию насаждаем. Поскучнее, конечно, чем сезон в Париже, но несколько венгерских магнатов вбили себе в голову, что в Пеште будут жить, вот ради них и всех прочих и пришлось осесть в симпатичном этом городе, где туманы не хуже лондонских, - достаточные, чтобы глаза застилать.

- Все это прекрасно. Но о Карпати не слышал чего?

- Да за кого ты меня принимаешь? - вопросил Кечкереи драматичным горловым голосом, пыжась, как лягушка. - Что я, соглядатай, который тайны семейные выведывает и выдает? Хорошенькое у тебя мнение обо мне!

Абеллино, скатывая визитные карточки в шарики, спокойно пошвыривал ими в голову Жоко. Он-то знал повадки Кечкереи, который, с величайшим возмущением отклоняя разные неблаговидные расспросы и поручения, тем не менее всегда все пронюхивал и передавал.

- Мне-то что до этих Карпати? Пускай делают, что хотят. И свет пусть болтает сколько влезет: что графинюшка любовников меняет чуть не каждый день - нынче граф Эрдеи у нее, завтра Мишка Киш; что старый Янчи сам их в дом зазывает и рад-радехонек, коли женушке угодил; что он ее с Мишкой то и дело одну по соседним деревням в гости отпускает и тому подобное, только мне-то что? Волнует меня все это, как вон обезьяньи сны.

Абеллино весь обратился в слух, оставив визитные карточки в покое.

Но Кечкереи сделал вид, будто вовсе не для него все это говорит, и кликнул арапчонка:

- Бре бре! Кхизметкиар!

Грум тотчас прибежал.

- Не буюрсюнюз чультамюм? (Что прикажешь, господин?)

- Эсбаплерими! Чизмелерими! (Одеться! Обуться!)

Арапчонок умчался и вернулся с большими желтыми сапогами.

- Кхаир чизмелерими, осел. Туфли домашние подай! Да, трудно из скотины сделать человека.

Абеллино же, улучив момент, с удовольствием стеганул плетью маленького грума по вывернутым наружу икрам; ему вообще особое наслаждение доставляло убеждаться в своем превосходстве над разными попадавшимися под руку предметами. Так и теперь: пепел растер по полу - и рад; ножнички подвернулись - крутил, вертел, покуда не разломал.

А Кечкереи оделся тем временем - так он, по крайней мере, полагал.

- Ну-с, приятель, - сказал он, покровительственно беря Абеллино под руку и прохаживаясь с ним по просторной комнате, - вот, значит, и вернулся ты из индий своих. Теперь, без сомненья, здесь останешься, в нашем кругу, так что и вечера мои почтишь своим присутствием.

- Спасибо за приглашенье, но я уже не настолько богат. Гриффар отказал мне в кредите, и я скопидомничаю, как самый последний филистер.

- Жаль, жаль, это не для тебя совсем. Тем резонней бы с дядюшкой помириться.

- Нет уж, попрошайничать я не буду, - по мне, так лучше бандитом стать.

- Тоже неплохо. То есть шутка не плоха, но не ремесло. Словом, сидишь на мели.

- Вот именно.

- Влюблен еще в дядюшкину-то жену?

- Нет, больше нет, но другой бы кто не влюбился, вот чего я боюсь.

- Ну, это едва ли.

- Что значит "едва ли"?

- Старика будто подменили. Помолодел лет на двадцать, просто не узнать; образ жизни ведет правильный, - доктора, видно, толковые у него. Вдобавок все Карпати до глубокой старости женщинам нравятся, это в роду у вас. Намедни в Солноке столкнулся я с твоей свойственницей: она куда счастливей, куда довольней показалась мне сейчас.

- Гром и молния! - вскричал в ярости Абеллино, выдергивая руку у Кечкереи и бросаясь с ожесточением в кресло. - А кто причиной, что она счастлива, что довольна? Муж? Быть того не может, не способен он на это; чепуха все, притворство одно!

- Что ж, возможно, друг мой; может быть, и чепуха, может, и притворство, - отвечал Кечкереи, закладывая хладнокровно руки меж колен и раскачиваясь на американском кресле наподобие санок, именуемом ныне качалкой.

- Если б только доказать, что эта женщина влюблена, - раскрыть перед всеми воочию, со скандальной очевидностью, что она в предосудительной связи с кем-нибудь...

- Да, для тебя это был бы просто клад.

- Меня же обжулить хотят!

- Не так уж невероятно. Неверность старик вполне может спустить жене, лишь бы тебя прав наследства лишить.

- Но это же немыслимо, невозможно. Закон не допустит такого позора.

- Ну, друг, - рассмеялся Кечкереи, - если исследовать подобросовестней иные наши генеалогические древеса... Преконфузнейшие вещи вышли бы наружу!

- Нет, но чтобы жалкая какая-то побродяжка в родовитое семейство пролезла и благодаря шашням с чужими молодцами похитила права законного наследника под боком у развалины мужа, - этого-то уж ни в коем случае не потерпят!

Кечкереи захохотал еще откровенней.

- Однако ты, я вижу, блюстителем нравственности заделался! Год какой-нибудь назад сам же только и мечтал стать таким вот чужим молодцом!

- Шутки в сторону, приятель! Пойми же, я разорен, жертвой дьявольских, адских козней оказался. И случись то, чего я так опасаюсь, только пулю в лоб себе остается пустить. Я должен, должен любой ценой узнать нечто компрометирующее молодую Карпати перед законом, а если нет ничего такого, толкнуть ее на это.