Венгерский набоб

Большой оплошностью было бы с нашей стороны совсем выбросить его из головы; такую личность, раз увидев, непозволительно предавать потом забвению.

Теперь проживает он в Пеште, снимая великолепную, изысканно убранную квартиру. Реноме его по-прежнему безупречно, и, поскольку светская жизнь заметно оживилась, участие его в ней тем незаменимей; он, как выражаются, _амальгамирует_ различные общественные слои (варварский этот мавританский - химический термин как раз тогда начал становиться модным не только в зеркальных мастерских).

Утро еще, и достойный наш знакомец не одет (причем, коли уж мы говорим "не одет", это надо в буквальном смысле понимать). В одном красном бурнусе восседая посреди комнаты на роскошной, багряного плюша оттоманке, пускает он клубы дыма из невероятной длины чубука и глядится в большое стоячее зеркало напротив, хотя любоваться тут особенно нечем. Не часто бы ему кусок хлеба перепадал, вздумай он его зарабатывать натурщиком в художественных ателье, - разве что позируя для карикатур. На другом конце оттоманки в подобном же бурнусе и подобной изящной позе спиной к нему сидел такого же почти роста орангутанг, тоже с чубуком и тоже смотрясь в зеркало напротив себя. Этот, во всяком случае, - с большим правом, ибо для обезьяны был не столь дурен.

На полу валялись в беспорядке надушенные любовные послания, разорванные страницы стихов, нот и тому подобные эфемерности, по стенам развешаны были подобранные хозяином по своему вкусу картины, каковые, без сомнения, устыдились бы, обладай они способностью себя видеть. На столе - подлинная, из Геркуланума, бронзовая чаша, полная визитных карточек, - сплошь все знаменитостей обоего пола.

Вышитые нежными дамскими ручками гобелены, которые изображают сцены охоты, собачьи и конские морды, наводят на подозрение, что за ними потайные дверки. На окнах - двойные шторы.

В передней от нечего делать ковыряет в ушах грум-арапчонок, которому наказано до двенадцати "утра" не впускать никаких визитеров-мужчин. Тем самым молчаливо присовокупляется дерзостное позволение дам, наоборот, допускать.

На сей раз, однако, после очень настойчивых звонков Юсуф, всем запретам вопреки, впускает-таки мужчину, и Кечкереи слышно, как негритенок, бурно радуясь, говорит даже что-то вошедшему на кафрском своем наречии.

- Кто там? Юсуф! - возопил Кечкереи столь пронзительно, что обезьяна в испуге заверещала у него за спиной.

Вместо ответа сам пришелец ввалился в комнату. "Ну и нахалы эти так называемые закадычные друзья", - успел пробормотать сквозь зубы г-н Кечкереи, вперяя в него взор и с удовлетворением отмечая, как тот отшатнулся при виде дезабилье столь необычного. Но в следующее мгновенье весело воскликнул, протягивая гостю длинную сухощавую руку:

- Абеллино! Ты? Какими судьбами? А мы думали, ты уже натурализовался там, в своей Индии. Иди присаживайся. Ну что, привез пастилок тех пресловутых, о которых в письмах своих гениальных распространялся?

- Фу, чтоб тебя с обезьяной с твоей, - выбранился приезжий. - До того похожи, не сразу различишь, шут ее дери!

- Ах, вот, значит, какая в Египте учтивость в моде сейчас? Ну что ж, комплимент обязывает, даже оранга. Жоко, докажи, что ты воспитан, принеси гостю трубку.

Жоко так и сделал, притащил трубку, но пребольно ударил ею Абеллино по ноге, - хоть бы не приносил совсем.

- Самум его задуши, сородича твоего вшивого! Теперь буду знать, палку следующий раз захвачу. В Индии мне приходилось с обезьянами сталкиваться, но там хоть с пистолетом ходишь, раз - и пристрелил мерзкую тварь.

- Ах, полно, друг мой. От обезьян род людской произошел. Человек первоначально был обезьяной, утверждаю я. А предкам полагается надлежащее почтенье оказывать.

Такой Кечкереи человек: любую грубость снесет, но подобной же и ответит.

- Входи, однако, садись поближе да устраивайся. Юсуф, трубку гостю! Наргиле, к сожалению, не могу предложить.

Абеллино скинул широкий плащ, обмотанный вокруг плеч, и сел напротив Кечкереи, чтобы оттуда бомбардировать обезьяну скатанными бумажками.

- Итак, с чем пожаловал опять в нашу державу, любезный герой и трубадур? Опять интриги любовные, громкие дуэльные дела? Пари держу, что весталку успел похитить индийскую из Будхура откуда-нибудь.

- Ответь сначала; о прошлом моем деле говорят еще?

- Слишком ты о себе возомнил, друг любезный, - ответствовал г-н Кечкереи с достоинством. - Что же ты хочешь, чтобы целый год только и толковали о твоей паршивой дуэли? Других забот не было! О самом существовании твоем позабыли уже. Ты убил Фенимора, а у него есть младший брат, благодаря тебе ему майоратное имение досталось. На днях спрашиваю, чего он с процессом медлит против тебя? "Дурак я разве, говорит, благодетеля своего преследовать". Ты у меня можешь его увидеть нынче вечером, он поприятней братца своего; очень обрадуется тебе.

- Стало быть, мне повезло. Что ж, поговорим о другом. Так, значит, Пешт становится центром светской жизни, судя по тому, что у тебя здесь квартира. И что же вы поделываете тут?