Венгерский набоб

Вот на всем бегу лиса прижалась внезапно к земле; но Мати не перескочил через нее, как недалекая Армида перед тем. С быстротой молнии налетел сзади на лису, которая, ожидая его с другой стороны, оскалилась было, но тут... Зрители увидели только, как подкинутая псом за шею, перевернулась она в воздухе и опять угодила ему в зубы, - а тот еще разок встряхнул ее за загривок и опять пустил: пусть немножко побегает.

- Браво, Мати, браво! - загремело на лугу.

Клики эти только подстрекнули Мати показать себя в полном блеске, и он сумел-таки, вопреки всем ее шахматным хитростям, поворотить лису обратно, в сторону охотников, чтобы прямо у них на виду еще побросать ее, как мяч. Дольше минуты он, правда, не решался удерживать хищницу в пасти, зная, что иначе и она его куснет, а о лисьих зубках собаки свое твердое суждение имеют, избегая их пуще всех прочих. Поэтому Мати швырял только да швырял лису наземь, дожидаясь, пока она совсем изнеможет. А та уже и не защищалась больше, бежала лишь, спотыкаясь, ковыляя на трех лапах. Все считали, что лисе конец. И вдруг, завидев стадо быков на тракте, она снова прянула в сторону и устремилась прямо к ним.

Охотникам пришлось через довольно высокие слеги перемахнуть, и двум юным дамам опять представился случай блеснуть восхитительной ловкостью, обе успешно взяли препятствие.

И обе в тот же миг увидели приближающегося по тракту всадника, которого частью из-за кустов, частью из-за отвлекающих обстоятельств раньше не заметили.

Это он!

Флора еще сильнее зарделась в эту минуту, Фанни по бледнела как смерть.

Он!

Обе его узнали. Да, он. Любящий супруг одной, обожаемый идеал другой.

Флора, не помня себя от радости, рванулась вперед с восторженным криком:

- Рудольф! Рудольф!

Фанни, онемев от отчаяния, повернула и поскакала обратно.

- Боже мой! - воскликнул Рудольф, на чьем лице пылал еще поцелуй любимой женщины. - Лошадь той дамы понесла!

- Это графиня Карпати! - сказала испуганно Флора и подхлестнула коня в надежде догнать ее.

Но та стремглав летела по травостою; все были уверены, что лошадь ей не повинуется. Флора, старый Палко, Мишка Киш и граф Гергей скакали вдогонку, не в силах, однако, ее настигнуть; лишь Рудольф наконец поравнялся с ней.

Лошадь Фанни взбежала в эту минуту на узенькую запруду на Беретте. Внизу - шестисаженная глубина, стоит оступиться - и конец. Но Рудольф уже тут; из шестерых он лучший наездник. Впервые в жизни видит он эту женщину. Откуда ему знать, что они уже встречались много раз, ведь он ее не примечал. Лошадь Фанни вся в мыле, а как сама она бледна, как вздымается ее грудь!.. Вот он, миг, когда этот юноша скачет рядом, - дыхание его, кудри почти касаются ее лица, а у нее больше, чем когда-либо, оснований желать смерти. Ведь юноша этот, обожаемый ее идеал, - муж прекраснейшей, благороднейшей из женщин и любимейшей подруги.

Приходится Рудольфу отказаться от мысли остановить обезумелого коня; но когда, теряя сознание, Фанни валится навзничь, он успевает подхватить ее и в мгновение ока переносит в мощных своих объятиях к себе в седло. Молодая женщина в беспамятстве поникает ему на плечо, одичалый конь мчится дальше один, без седока!

22. МУКИ АДСКИЕ

Карпати после этого случая тяжко заболела, жизнь ее долгое время висела на волоске. Лучшие врачебные светила были приглашены, консультировались у ее постели, лечили, но никто не знал, что с ней. Сердечные раны, к сожалению, не поддаются лекарственному воздействию.

Долго она лежала без памяти, бессвязно говоря что-то в бреду, как все больные, в чьем воспаленном мозгу роятся беспорядочные видения. Кто обращает внимание на такие речи? Ни к чему это. Страхи разные, призраки, которых нет на самом деле, мерещатся таким больным, знакомых же они не узнают - и сами меняются неузнаваемо: сильные духом становятся пугливыми, целомудренным рисуются всякие фривольности. Кому придет в голову запоминать сказанное в бреду?

"Уйди - и дай мне погибнуть".

Какой в этом смысл? Богу одному известно.

"Не приближайся: конь, на котором я сижу, адом послан за мной!"

А это что должно обозначать?

"Не будь ты счастлив, и мне бы несчастной не бывать".

Нежная, мягкая ладонь опускается на горячий, воспаленный лоб. Это Флора, которая ночь за ночью бодрствует у постели больной, поступаясь и сном, и приездом мужа, невзирая на запугиванье Марион, твердящей, что у Фанни черная оспа.

Ах, кабы оспа! Какая это малость по сравнению со страданиями бедняжки.

Наконец природа победила. Юный организм быстрее, быть может, старого уступает смерти, но яростнее борется с ней. Фанни избегнула ее объятий. Впервые осмысленным взором оглядевшись вокруг, увидела она двух сиделок возле себя. Одна была Флора, другая - Тереза.

То, к чему ничто не склонило бы Терезу - навестить графиню Карпати, заставила сделать весть о ее тяжелой болезни. Приехав как раз когда в состоянии Фанни наступил перелом, она сменила ухаживавшую за ней Флору.

Но та нипочем не хотела удаляться, не будучи уверенной, что подруга совершенно вне опасности, и решила остаться еще на несколько дней.