Венец Прямиславы

– Все правда, что говорит князь! – подтвердил один из угорцев. Он говорил по-русски вполне правильно, только слова у него звучали как-то странно. – Простился князь Володарь с сыновьями, потом всю ночь провел наедине с отцом духовным, в молитве и покаянии Господу о грехах своих. Утром рано, говорят люди, призвал всех бояр и воевод, за любовь и верность благодарил, просил детей его не оставить, помня его милость. А к полудню и отошел с миром. Наутро же был погребен в церкви Святого Николая. Так что теперь, говорят, в Перемышле плач великий и новый князь Ростислав Володаревич.

«Ростисло» – выговорил он, как обычно угорцы произносят русские имена. У Прямиславы горели уши; казалось, даже угорцы знают, почему все касающееся Ростислава для нее так важно.

Но больше никто об этом не говорил: поклонившись, угорцы отошли, Прямиславу опять подсадили на лошадь, отрок взял поводья, и княжеский отряд двинулся дальше через шумный торг. Отъезжая от Радовидовой лавки, Прямислава безотчетно оглянулась: Забела тоже вышла и стояла, со следами слез на изумленном лице, под хлопающими на ветру крыльями разноцветных тканей. В своей поношенной сорочке и старой черной плахте она походила на тонкую березку, невесть как занесенную на городское торжище.

Но Прямислава уже едва помнила, кто такая эта девушка: все ее мысли были с Ростиславом. Он – перемышльский князь! Отец оставил ему главный свой стол в обход двух старших братьев! Было бы чему дивиться, даже коснись дело совсем постороннего ей человека. Но это случилось с Ростиславом и потому казалось Прямиславе чудом, достойным потрясти мир.

– А что ты там за девку-то себе в подарок выбрала? – окликнул ее отец. Прямислава обернулась к нему, с усилием пытаясь сосредоточиться на его словах. – Радовид вон цареградские паволоки предлагает, а ты девку! Да этого добра у нас самих на каждой грядке растет! Если тебе в горницах девок мало, так сказала бы, я тебе из села хоть десяток пригоню.

Он усмехнулся причуде дочери, а Прямислава ответила:

– Жалко мне ее стало. Такая молодая, красивая – и от отца, от матери за долги пошла в холопство, как корова какая-нибудь! За Греческое море хотят продать!

– Всех не пережалеешь, душа моя! Не подбирать же без разбора, кого за долги в холопство берут!

– Ну, одну хотя бы. Я ей помогу, потом Бог мне поможет. Меня Господь наградил, вернул мне и родной дом, и достаток, и тебя, батюшка! Как же можно Богу не воздать добрым делом, хотя бы и меньшим за большее?

– Выучила тебя игуменья Юхимия! Ну, пусть молится за нас, Господь услышит. Она хоть крещеная? Там, в погостах, попов не очень-то жалуют.

Прямислава вспомнила бедный убор девушки – нет, похоже, креста на шее у той не было.

* * *

Купец не обманул: когда вечером Прямислава вернулась на княжий двор, в горницах ее уже ждала Забела, вымытая в бане и одетая в новую сорочку и плахту из запасов Пожарихи. Когда Прямислава с Анной Хотовидовной поднялись наверх, ключница как раз учила девушку раскладывать постель, взбивать подушки и укрывать княжну.

– Ничего, толк выйдет, руки не кривые! – бодро заверила Пожариха, поклонившись Прямиславе. – Неученая совсем, а так девка неглупая! Оробела, понятно, из своего погоста до сих пор ни разу не выходила никуда, думала, что погост, да речка, да лес, да поле – и весь белый свет, а тут ее сразу в Туров – и на торг! Да еще морем Греческим запугали до смерти, она и не знала, бедная, что такое на свете есть! Лба перекрестить не умеет! Спросила ее, что про Бога знает – про Велеса, Перуна, Живу да Мокошь знает, да еще про лешего с водяницами! Иконы никогда не видела! – Пожариха ткнула пальцем в угол, где светился огонек лампадки возле икон Богородицы, святых Анастасии, Ксении и Наталии, покровительниц покойной княгини и ее двух дочерей. – Боится их, дура!

Забела и впрямь бросала испуганные взгляды в сторону строгих ликов с большими печальными глазами, но княжне улыбнулась, кланяясь, и вообще выглядела теперь гораздо веселее, чем днем.

– А девка красивая! – одобрительно продолжала Пожариха. – Уж тут отроки вокруг вьются, поглядеть хотят, кого тебе, княжна, прислали, даже шишига этот, прости господи, боярин Вершина, прибегал. Уж седеет, скоро меньшого сына женить, а тоже – покажи ему девку!

Прямислава и Анна Хотовидовна засмеялись, живо представив себе, как Вершина, всем известный своей слабостью к женскому полу, рвется в горницы поглядеть на новую красавицу, а Пожариха, маленькая, горбатенькая, но решительная, стоит на пороге, грозно уперев руки в бока, или даже выталкивает его прочь, громыхая связкой ключей. «Беспутным» старая ключница спуску не давала, будь они хоть родовитые бояре, собирающие от имени князя дань с десятков погостов.