Венец Прямиславы

Но Владимирко пока не замечал своей новоявленной невестки и глядел только на брата. Эту встречу он представлял себе совсем по-другому. Ростислав вел себя так, словно приехал просто навестить брата, с которым и не думал ссориться. Ростислав спрыгнул с коня, привычно бросил повод отроку, помог сойти на землю Прямиславе и вместе с ней приблизился к шатру. Владимирко невольно попятился.

– Здравствуй, брате! – Ростислав вежливо поклонился, как младший старшему. – Слышал я, что ты меня видеть пожелал? Так вот он я! Из-за стола встал, собственной свадьбы не пожалел. Вон, люди подтвердят!

Он слегка кивнул в ту сторону, где стоял Колояр, и улыбнулся. Растерянность Владимирка придавала Ростиславу уверенности, и все вокруг прислушивались к его словам, затаив дыхание.

– Так-то ты… – начал Владимирко, пытаясь говорить грозно и внушительно, но запнулся, потому что сам не знал, что хочет сказать. – Что же ты натворил, Ростила? – вдруг совсем другим тоном прибавил он и даже всплеснул руками, будто перед ним стоял ребенок, который в новой рубахе бухнулся в грязную лужу. – Смерти ты моей хочешь! Как же тебе такое в голову пришло – на брата единокровного руку поднять? Сколько лет мы жили, дружно жили, как братья, не думал я, не гадал, что в нашем-то роду такой грех случится!

Голос его дрогнул, он махнул рукой и отвернулся, утирая слезы. Прямиславе вдруг стало его жаль: брата Ярослава он, судя по всему, любил по-настоящему.

– Грех-то какой! Горе-то какое! – приговаривал Владимирко. Хорошо знакомое лицо младшего брата оживило в его памяти прежнее домашнее благополучие, отца и детство, и он был не в силах держать себя в руках. – Забыл ты… «Где брат твой Авель?» Как же…

– Да будет тебе, Володьша! – сказал Ростислав. – Злые люди придумали, а ты и поверил! Значит, хотел поверить – кому стыдно-то должно быть? Ну, будет, я тебя прощу, только ты умом сам раскинь. Как я мог быть сразу и в Белзе, и в Лосиной Топи? Чем за мной через всю волость скакать, ты бы лучше в Белзе людей расспросил!

– Расспрашивал я! – Шмыгнув носом, Владимирко все же совладал с собой и заговорил суровее: – Допустим, видели тебя вечером в палатах.

– И видели, как я на крыльях в Лосиную Топь полетел? – спросил Ростислав, и вокруг раздался неуверенный смех.

Прямислава тоже подавила улыбку: зрелище человека с крыльями, летящего над Белзом, своей несуразностью могло вызвать только смех.

– А нож?

– Какой нож?

– Какой в гру… в груди у Яр… ши… остался, – глотая слезы, произнес Владимирко. – Твой ведь нож, с Михаилом Архангелом. Я у тебя такой видел.

Тут он замолчал, заметив на плечевой перевязи Ростислава меч с маленьким образком в рукояти и нож, тоже богато отделанный, но без всяких изображений.

– И где он? – спросил Ростислав. – Где этот нож?

Владимирко сделал знак приближенным. Боярин Судислав, недовольно сопя, ушел в шатер.

– Войти бы тебе, княже! – намекнул другой боярин, Радослав Стоянович.

– Нет, воевода, лучше нам тут дело разбирать! – возразил Ростислав. – Виноват я или нет – пусть все люди знают.

Ему ответил негромкий, но дружный гул одобрения: люди хотели знать правду.

Боярин Судиша вынес из шатра длинный нож с золоченой рукоятью, обернутый куском холста, развернул и почтительно подал Владимирку. У того дрожали руки, когда он принимал нож, а при взгляде на него слезы неудержимо побежали по щекам. У Ростислава дрогнуло сердце: на суровом полотне виднелись коричневые пятна, а хороший стальной клинок был так и не отчищен от крови. Крови его брата Ярослава…

– Где… брат твой… Авель… – Не в силах больше ничего выговорить, Владимирко потряс ножом в холстине и, отвернувшись к пологу шатра, разрыдался.

Вид клинка с засохшей кровью брата оказался для него слишком тяжелым испытанием.

Ростислав переменился в лице, но смолчал. Отроки и воеводы тоже молчали, переводя тревожные и пытливые взгляды с одного брата на другого.

– И Яршу мне жаль, а еще больше тебя жаль, Володьша! – негромко, но с искренним сочувствием сказал Ростислав, сделав шаг к рыдающему брату. Гридни-телохранители вздрогнули, но остались на местах. – Ему-то хорошо, он у Бога, а ты вот остался… Терпеть надо, Володьша. Как говорят, не только доброе будем от Бога принимать, но и злое тоже. Думай, как Ярше у Господа хорошо, так и тебе будет утешенье.

Владимирко повернулся к нему.

– Тебе легко говорить – он тебе не родной… – начал он, отирая слезы рукавом.

– Да ну тебя, «не родной»! Отец у нас один, росли вместе. Разве я аспид какой-нибудь, что своей крови не уважаю?

– А нож?

– В первый раз его вижу, этот нож, вот те крест! – Ростислав размашисто перекрестился. – Разбей меня гром на этом месте, если у меня такой когда-нибудь был! Ты в Перемышле-то не спрашивал, ковал мне кто-нибудь из наших такой нож?

– Я спрашивал, – заявил умный боярин Радослав. – Никто из перемышльских кузнецов работы не признал. Да ведь они не одни на свете.

– Это скорее туровская работа, – осторожно кашлянув в кулак, вмешался Истома, косившийся на нож из-за спины Радослава. – Я тогда еще подумал…

– Покажите! – Прямислава подалась вперед.