Венец Прямиславы

– Нет, слушай! Я пришел за полночь, она уже спало, не видела, а утром она встала, зовет есть, а я одеялом-то морду прикрыл, говорю, ничего не надо, я уже ел. Она смотрит, одежа вся грязная, и кожух мне порвали, хороший, черный, из Полоцка, гады. Спрашивает, что такое, а я говорю, да ничего, матушка, а лицо-то я одеялом прикрыл, она и не видит. Увидела бы она мою морду, я тебе говорю! А сейчас как идти, не знаю. Давай к тебе пойду ночевать, я ей сказал, что по делам поеду… – Ох, детство беспортошное! – Староста ухмылялся, оглядываясь на купца, который и на третьем десятке все еще боялся показаться матери с синяком под глазом, полученным в рыночной драке.

– Иже вся зовый ко спасению, обещания ради будущих благ… – бормотал отец Миней, которому, похоже, мерещилось, что он на церковной службе.

Наконец шумная троица прошла. Из гридницы выскользнула Забела и встала в тени у лестницы, словно бы в раздумье, идти ли наверх. Прямислава прижимала руку к груди, чтобы унять стук сердца: ей было и стыдно, и досадно, что приходится следить за собственным мужем, и горько, что все его нынешние клятвы – ложь и что даже сейчас он продолжает гоняться за девками. До встречи с ним она в душе надеялась, что, утратив необходимость искать жене замену, Юрий Ярославич полюбит ее и они будут жить в ладу и согласии, избавленные от позорной необходимости развода… «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою…»

Темнота сеней и любовные помыслы так ясно привели ей на память князя Ростислава Володаревича и ее собственное влечение к нему, что она зажмурилась: ах, как она хотела быть верной женой законному мужу! «Ты, жена, не ожидай доброты от мужа, чтобы после этого показать свою, – в этом не будет ничего важного; и ты, муж, не ожидай благонравия от жены, чтобы после того и самому быть любомудрым, – это уже не будет подвигом; но каждый, как я сказал, пусть первый исполняет свои обязанности. Ибо если и посторонним, ударяющим по одной ланите, должно обращать другую, то тем более должно сносить жестокость мужа…» Мудрые речения Иоанна Златоуста, знакомые еще по монастырю, она теперь перечитывала так часто, что выучила все наизусть. Но он же, святой и мудрец, объявлял равную ответственность за измену для жены и для мужа, а ответственность эта – развод…

Из гридницы вышел мужчина и сразу устремился в тень у лестницы.

– Где ты, лань моя любезная? – долетел снизу шепот, и Прямислава узнала голос князя Юрия. – Не казни меня, я сам в огне сгораю, полюби меня, ничего для тебя не пожалею! Хочешь гривну золотую, хочешь шелков заморских – все твое будет! Не беги от меня!

– Грех тебе, княже, и слушать тебя не хочу! – Забела отбивалась от его протянутых рук. – Жена услышит! И не стыдно тебе – в любви ей клянешься, а сам…

– Да разве могу я другую любить, когда тебя вижу, моя березонька! – Юрий Ярославич догнал ее и обнял, прижав к столбу. – Тебя одну я тогда в горнице увидел, рядом с тобой все прочие – что серые уточки рядом с белой лебедью! Ну ее, не надо мне жены, поедем со мной, ты моей княгиней будешь!

– Ну, молодец, князь Юрий, сам решил! – Из-за дверей вдруг выступил Гаврила Воинежич с факелом в руке, и яркий отблеск упал на ошарашенное лицо Юрия Ярославича, который обернулся, но не выпустил из объятий Забелу. – Не надо тебе жены, и люди про то же толковали, что не надо! Вот и сам сказал, а мы все слышали!

За его спиной стояли староста Перенег и Янко, изумленно вытаращивший глаза. Отец Миней, правда, ничего не видел, потому что дремал стоя, привалившись к плечу Перенега. Но свидетелей было достаточно и без него.

Забела вывернулась из рук князя Юрия и взбежала верх по лестнице; Прямислава отшатнулась и скользнула в горницу, пока ее никто не увидел. Достаточно было того, что увидели Юрия Ярославича. Если он и после этого не уедет, значит, Бог сотворил его без всякого стыда, но никто во всем Турове больше не поверит ни слову из его пылких покаяний. Разве что многотерпеливый отец Варфоломей.

Глава 8

На другой день, к облегчению Прямиславы и тайному торжеству Забелы, которая была рада так пригодиться госпоже, Юрий Ярославич уехал. Отправился он в Ивлянку, куда князь Вячеслав собирался прислать список с грамоты о разводе, когда она будет получена от митрополита. Услышав от уважаемых людей, как мало сам князь Юрий верил в собственные слова, епископ Игнатий без новых возражений взялся составлять просьбу в Киев. Он выполнил свой пастырский долг, пытаясь предотвратить разрыв и водворить мир, но дальнейшие старания и впрямь были бы лишь потаканием грешнику. Исправление князя Юрия под силу только Богу, а пока он не вмешается, смертным следует отступиться.

Но в Ивлянке князь Юрий не задержался. Сильной родни у него не осталось, милостей от киевского князя тоже ждать не приходилось, и единственной надеждой занять хоть сколько-нибудь приличное положение оставался его брак с дочерью Вячеслава туровского. Сохранить его надо было любыми средствами.