Венец Прямиславы

– Хоть бы кто другой к ней скорее посватался! – воскликнула княгиня и всплеснула руками, как перед большой бедой. – Правда, говоришь, она собой хороша? Лет ей сколько? Не засохла там, в монастыре? Где же ей жениха взять поскорее, смирного кого-нибудь и от нас подалее, не знаешь, Володаревич?

– Да зачем ей другого, когда у нее законный муж есть! – возразил Юрий Ярославич, в душе ругая глупую бабу. – Я то есть! Помоги мне жену вернуть, князь Владимирко, и сам себе заодно поможешь! А не то в одном монастыре придется нам с тобой век коротать! Отец Гервасий да отец Варсонофий, куда как славная парочка! Куда ж еще нам податься будет, безземельным и бесприютным?

Владимирко сел опять на лавку и опустил длинные руки. На лице его отражалось отчаяние – он словно бы уже видел под стенами Звенигорода туровские и перемышльские полки, пришедшие отнять у него стол, а самого насильно запереть в монастырь. Да, князь Юрий умел уговаривать и женщин, и мужчин.

– Да как же я помогу? – Владимирко поднял на гостя встревоженные глаза. – Я же не митрополит, запретить ей разводиться не могу! И войной на Туров не пойду, не проси. Сам в Звенигороде еще месяца не сижу, не дадут мне войска.

– Думай, князь Владимирко, голова-то князьям дается не на то, чтобы шапку носить!

– Сам бы ты думал, когда с холопками гулял, а потом на тестев город рот разинул, – сварливо отозвался Владимирко.

– Одна голова хорошо, а две лучше. Вместе будем думать, – угрюмо ответил князь Юрий на этот упрек, который не мог опровергнуть. – Авось надумаем что. А не надумаем, половец нас с тобой обоих сожрет и по миру пустит.

Через пару дней в Звенигород явился еще один неожиданный гость – князь Ярослав, родной младший брат князя Владимирко. По отцовскому завещанию ему достался город Белз, но на половца, беззаконно обогнавшего их обоих, он был обижен не меньше старшего брата.

Услышав о его приезде, Владимирко обрадовался: появилась третья голова, которая поможет им думать. Но у князя Ярослава были другие заботы. Только войдя и без всякой радости вытерпев родственные объятия старшего брата – князь Владимирко очень его любил, – Ярослав швырнул плеть в угол, словно она была в чем-то виновата, пихнул отрока, который подбежал снять с него плащ, и даже не подумал перекреститься или поздороваться с невесткой и прочими домочадцами брата. – Что-то ты не в духе, соколик мой! – заметил Владимирко. – Устал, что ли, с дороги? Или нездоров?

– Браги у тебя нету?

– Медовуха есть хорошая, вчера еще слабовата была, а сегодня в самый раз. Велеть?

– Давай!

Выпив два ковша медовухи, князь Ярослав отшвырнул ковшик и вытер усы. Он был похож на отцовских родичей-венгров – черноусый, с резкими чертами лица, жилистый и сильный, решительный и резкий в движениях. Нрав у него был довольно тяжелый: он не терпел никакого противоречия, был гневлив и вспыльчив.

– Там у крыльца тысяцкий мой ждет, Стужайло, – сказал он и презрительно дернул носом. – Вели баню истопить, да пусть его туда ведут, а потом уж к тебе.

– Что такое? – оторопела княгиня. – Завшивел, что ли, так, что и в палаты вести нельзя?

– Да вроде того… Дерьмом воняет.

– Прости Господи! – хмыкнул князь Владимирко – Ты, что ли, Стужайла застращал, что он у тебя того, в штаны наделал, как дитя малое?

– Да лучше бы в штаны наделал, черт косорылый! Я из-за него, выродка, без города остаться могу, как голый сокол в чистом поле!

Княгиня Аграфена ахнула, Владимирко перекрестился, князь Юрий заинтересовался и подошел поближе. Что, еще один безудельный князь?

– Да он же в Белзе сидел тысяцким еще при отце, а у тебя… – начал Владимирко, но тут Князь Ярослав выругался так, что княгиня охнула и зажала уши.

– Как придет из бани, хрен навозный, пусть сам тебе про свои подвиги рассказывает! – Князь Ярослав чуть не сплюнул на пол прямо в гриднице. – Вспоминать о нем не хочу! Ну, чего стоишь, шишимора, еще давай! – рявкнул он на девку, которая стояла с кринкой медовухи, и та от испуга чуть не выронила посудину.

Но, выпив еще пару ковшей, князь Ярослав немного успокоился и рассказал сам. Боярин Стужайло Евдокимович был отправлен в Белз еще Володарем Ростиславичем, и князь Ярослав, получив город, оставил тысяцкого на прежнем месте. Тот обещал не надоедать ему делами, доходы высылать исправно, охота под Белзом была хорошей, девки в хоромах тысяцкого красивые и веселые. Князь Ярослав был всем доволен, поскольку охоту он любил гораздо больше, чем дела. Но вот жители Белза были довольны гораздо меньше. Тысяцкий и сам любил пожить хорошо: изобрел несколько новых податей, а если кто-то обращался к нему с просьбой рассудить, то платить за суд приходилось и истцу, и ответчику. И приговор тысяцкого Стужайла определялся не весомостью доводов и доказательств, а исключительно весом и ценностью подарков.